Политические обозреватели отмечали огромный контраст между блестящими, уверенными действиями Горбачева на международной арене и его крайне непоследовательными метаниями внутри страны в поисках выхода из затянувшегося кризиса. Перспектива мгновенного перехода к рыночным отношениям пугала его. Эти опасения Горбачева умело подогревало окружение.
На рабочем столе президента множились докладные про то, что Запад, в том числе и США, оценивает программу «500 дней» как «нереалистичную» и «далекую от жизни».
Чем дольше медлил Горбачев, тем больше ухудшалась обстановка в стране. Топтание на месте для экономики, вынужденной жить по старым административным законам в условиях падения государственной дисциплины, неразберихи и неопределенности, было равносильно смерти. Переход к рынку в этих условиях становился все более проблематичным и по-настоящему страшным.
«СМЕСТИТЬ ГОРБАЧЕВА…
ВСЕ СВАЛИТЬ НА ДЕМОКРАТОВ…»
Вся эта политическая буффонада преследовала одну цель — ввести в стране режим чрезвычайного положения, чтобы повернуть события вспять. ЧП стало последней надеждой советско-партийной бюрократии, идеологией ее выживания.
Горбачев не отрицал возможность введения ЧП. Но на конституционной основе и исключительно в тех регионах, где в связи с этническими конфликтами проливалась кровь. Этой проблеме был посвящен ряд заседаний в конце 1990 и начале 1991 года. Он даже отдавал распоряжения готовить соответствующие документы. И все же ЧП, несмотря на мощное давление, не вводил.
Документы свидетельствуют: Горбачева задумывали сместить еще на апрельском (1991 г.) пленуме. План смещения генсека, разработанный будущим членом ГКЧП Александром Тизяковым, и обнаруженный у него при обыске, вкратце выглядит так:
«… — Организовать телеграммы с требованием к ЦК КПСС наведения порядка в экономике…
— В телеграммах должны быть и политические требования. Политическая стабилизация через: приостановление деятельности Советов всех уровней и депутатов, наведение порядка в работе средств массовой информации, оградить советский народ от разгула преступности, разгула демократии…
— Образование ВКУ (Временный комитет управления — первоначальное название ГКЧП — Прим. авт.) с передачей ему всей полноты власти;
— освобождение от обязанностей генсека и избрание и. о.;
— ВКУ образует новое правительство СССР…
Организационные мероприятия:
— Надо, чтобы народ просил КПСС навести порядок в СССР и обращался к ней, как единственной политической силе, способной решить эту задачу! Из этой кампании надо извлечь, получить и огромный политический капитал. Это обеспечит восстановление авторитета КПСС — лучшего момента для восстановления былой славы с 1985 г. не было.
— Надо, чтобы на собраниях выдвигались главные требования: отставки генсека и наведения порядка с введением чрезвычайного положения.
— Надо сыграть на всех трудностях на рынке питания и потребительских товаров. Свалить это на «демократов», неквалифицированные Советы всех уровней с их шоу-программами.
— Выступления на пленуме подготовить тех, кого надо. И у микрофонов.
— Президиум избрать из 3-х человек. Председательствующий абсолютно надежный человек и хорошо ориентирующийся.
— Прессу, кроме «Правды» и «Советской России», не пускать…»
Их остановило скорее всего, то что Горбачев незадолго до пленума в очередной раз со своим окружением обсуждал возможность введения ЧП.
Когда же закрывая пленум ЦК КПСС, Горбачев в своем заключительном слове вдруг заявил, что он никогда не поддержит тех, кто в ЧП «видит средство возврата к политической системе, существовавшей в доперестроечный период», стало ясно: президента надо убирать.
Верить ему более было нельзя.
Пресса, политики предупреждали, что дни Михаила Горбачева сочтены. Предупреждений было много, но им никто не верил. В том числе и сам Горбачев.
ДОКУМЕНТ БЕЗ КОММЕНТАРИЯ
Из протокола допроса министра иностранных дел СССР Александра Бессмертных от 6 ноября 1991 года:
— …20 июня 1991 года мы закончили раунд переговоров с Бейкером в американской резиденции в Берлине. Я возвратился в свое посольство для встречи с министрами иностранных дел других стран, как это обычно у нас бывает.
Позвонил Бейкер и сказал, что он очень хотел бы со мной срочно встретиться. Меня это очень удивило, так как мы только что беседовали.
Я говорю: «Джим! В чем дело? Что произошло?»
Он мнется: «У меня срочное дело. Очень хотелось бы встретиться».
Я сказал, что у меня запланирована встреча. Если нужно, пусть подъезжает, поговорим.
Он: «У меня несколько деликатное дело. Я не хотел бы… Если я поеду, то вслед двинется огромное количество машин с охраной, в городе создастся большой шум… Подключится пресса». «Если можешь, — говорит, — я буду тебя ждать в гостинице, где я остановился, но желательно так, чтобы не было особого шума».
Я говорю: «Что?! Действительно очень срочно? У меня беседа!»
Он отвечает: «Я бы на Вашем месте в принципе отложил все дела и подъехал».
… Я попросил у совпосла машину, чтобы без сирены, охраны, мотоциклистов выехать из советского посольства.
Прибыл я довольно быстро. Со мной был начальник Управления США и Канады МИД СССР — Мамедов, на случай, если понадобится эксперт. Мы с ним зашли в кабинет. Но Бейкер сказал, что он бы предпочел вести беседу один на один. И мы остались вдвоем.
Бейкер говорит: «Я только что, в промежутке между нашей беседой, получил из Вашингтона информацию. Я так понимаю, что она может быть построена на разведывательных источниках. Речь идет о попытке смещения Горбачева!»
Я, конечно, опешил и так на него смотрю внимательно. В руках у Бейкера листок бумаги.
«Это дело сугубо деликатное, — говорит, — и нам нужно как-то такую информацию передать. По нашим данным, в смещении будут участвовать Павлов, Язов, Крючков».
Бейкер еще кого-то назвал, но троих он назвал точно.
«Вопрос, — говорит, — срочный. Его нужно довести до сведения Горбачева».
Он спросил меня, есть ли прямая, совершенно защищенная связь с президентом.
Я ответил, что полностью защищенной нет, тем более, если речь идет об этих персонах… Сказал, что очень сомневаюсь в достоверности того, что ему сообщили, что это, видимо, какое-то
