Егор не вмешивался в разговор. Заранее договорились с Усольцевым: если выходят в
Кыргызстан - говорит Егор. Если в Киргизскую ССР - Сергей. Да и не будет толку от
Егорова вмешательства. Слишком мелкая сошка этот сержант. И настрой у него, прямо
скажем... Егор начал прикидывать шансы в случае столкновения. Швырануть 'шакала' в
правого всадника. Лешка тут же среагирует в левого. Ногой по голове сержанту... Еще
есть Влад на случай сюрпризов... Даже в их нынешнем состоянии... Блин! Ну что за бред в
голову лезет! Избить гэбиста при исполнении, убить двух его помощников! На десять лет
ежедневного расстрела тянет! После этого путь только один - назад, в горы, к китайцам.
Если уйдешь. До непроходимых для лошадей тропок - день ходьбы, мигом догонят. Да и
не наш это метод, 'шакалами' милиционеров рубить. Пусть арестовывает. Доберемся до
начальства, а уж там...
Сержант повернулся к верховым и что-то громко приказал, показывая рукой. Палец
поочередно упирался в Егора, Лешку, Санька... Аксакал, которого Наташа заботливо
кормила уже третьим 'Марсом', оторвался от 'дастархана' и обратился к сержанту с
короткой сердитой фразой.
Услышав ответ, старик вытер о халат руки, встал, неторопливо подошел к сержанту и
вдруг изо всей силы огрел его посохом. Тот взвизгнул, но старик не успокаивался. Удары
сыпались один за другим, при этом старик выкрикивал длинные фразы по-киргизски. Егор
разбирал разве что постоянно повторяющееся 'шайтан'. Сержант не сопротивлялся,
только отступал, прикрываясь руками, и жалобным тоном выкрикивая ответы. 'Басмачи'
следили за происходящим с серьезным видом, сосредоточенно качая головами.
Наконец, старик остановился, похоже, просто устав. Опустив посох, он сердито бросил
сержанту длинную фразу, повернулся и что-то сказал, обращаясь к Усольцеву и показывая
посохом на дом. Капитан развел руками.
- Будеш у Абай-таята жит! - сказал сержант, акцент которого резко усилился. - Ныкуда
не ходит! Машинэ келет, Кара Таш поэдеш, - и, увидев, что аксакал отошел достаточно
далеко, тихонько добавил. - Кёкмээ...
Юбилей был испорчен. Безнадежно. Гости разъехались. Степан Андреевич сидел за
столом, подпирая голову рукой и безнадежно вглядываясь в лужицу разлитого вина,
красным пятном безнадежно испортившим скатерть.
- Что, старый, ностальгия заела?
Вздохнул:
- Не знаю, Варенька. Всегда сомневался, надо ли было ехать. Но тогда... Страну
разрушили, завод закрыли, жить стало не на что. А теперь мои же дети такое про Родину
говорят! Кем они выросли?
- Немцами они выросли, - в свою очередь вздохнув, ответила Варвара Семеновна. -
Как это сейчас называется... гражданами Евросоюза. Наши дети откликаются на имена
Зигфрид и Марта. А внучки и в паспортах - Ирма и Эльза. Замужем за немцами. И
Феденьку с рождения Фридрихом зовут. Геночка уже заговорил по-немецки. А по-русски
- нет. Все. Они уже не русские, или настолько не хотят ими быть, что перестали быть хоть
кем-то...
- Понимаю. Но помнить-то корни надо! А не повторять всякий бред! Хрущев врал,
Брежнев врал, потом этот, с пятном на голове всё обоврал...
Варвара Семеновна прервала уборку и присела рядом с мужем:
- Они повторяют то, чему их учили. В школе, в газетах, в новостях...
- Сережку? В школе?
- И Сережку. Самая волна хрущевская шла. Да и не все так гладко было, Степ. Сам
вспомни. Хоть Надю ту же. На дне рождения на торте цифры расплылись. Там написано
