лес рванул к Таркову.
— Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант!
— Взвод стой! В чем дело? Чего орешь?!
— Послушайте…
Лейтенант вслушался в легко узнаваемый треск, и с болью в голосе произнес:
— Мишин…
После чего дал послушать всем с помощью громкого динамика. В эфир открытым текстом сквозь звуки боя неслось:
— …Повторяю, я – Тополь-два, я – Тополь-два… прошу помощи, у всех кто меня слышит. Получил груз ББ, попал в засаду. Нахожусь в квадрате двадцать семь, высота тысяча четыреста двадцать, западнее озера Гусиное. Меня хватит еще на три-четыре часа. Повторяю, я – Тополь-два, я – Тополь-два…
Лейтенант отключил рацию, и подсветив карту, сказал:
— Идем в двадцать седьмой квадрат… почти пятьдесят километров.
От этих цифр у Вадима чуть не закружилась голова, нет, именно закружилась, так что он даже оперся о дерево, чтобы натурально не зашататься и тем более не упасть, от осознания того что их прямо сейчас ожидает.
Они только что отмахали без малого двадцать, сначала до груза пятнашку, потом от него пятерку, а теперь еще пять десятков бежать! Это же сдохнуть можно, никакие ходули не спасут от смертельной усталости.
— Прошу прощения, товарищ лейтенант, но мы просто не успеем. Даже с ходулями такое расстояние не преодолеть раньше чем за шесть часов, это если будем бежать на пределе возможностей, — сказал он, выразив общее мнение.
— Должны, товарищ младший сержант, — резко отозвался Тарков. — У них груз.
— Ну и хер с ним! — начал терять терпение Куликов, что для него было несколько нехарактерно. Он всегда гордился тем что в любых условиях мог держать свои эмоции под контролем.
Но видно накопилось и прорвало, а легкое ранение стало последней каплей. Причем он прекрасно понимал, что говорит опасные для себя вещи, которые можно приравнять к саботажу или еще чего похуже, но остановиться не мог.
'Как от опьянения, — подумал он продолжая говорить, и одновременно вспоминая первые опыты с алкоголем в детстве, тогда тоже язык за зубами трудно было держать, говорил что думал, всякие глупости и пошлости за которые потом было стыдно перед товарищами. — Так это наверное побочный эффект стимуляторов что мы по незнанию сожрали, приняв за обычные сладости… Да и головокружение наверное тоже от них'.
— У меня совсем нет никакого желания геройски подыхать из-за брикета гречки и банки тушенки и пары гранатометов, пусть и противотанковых, — закончил Вадим и только теперь прикусил язык, наконец взяв себя в руки.
— Вы не поняли товарищ младший сержант, — почти по-отечески улыбнулся лейтенант Тарков, хотя наверное это все-таки больше походило на звериный оскал. — Основной груз – ядерная бомба, и свою, судя по всему мы посеяли.
У всех солдат, за исключением старшего сержанта, брови полезли на лоб.
— Вот это да… — выдохнул кто-то.
Да, подобный груз действительно несколько менял дело, но на взгляд Вадима ненамного. Он хотел сказать что-то еще, в том смысле, что клал он на ядерную бомбу, но сумел удержать себя под контролем и благоразумно промолчал. И так уже много сказал.
— Сбросьте все ненужное, оставить боеприпасов только на час экономного боя.
Взвод разгрузился и обреченно вздохнув, отправился в труднейший пятидесятикилометровый марш- бросок на выручку некоему севшему в лужу Мишину с позывным Тополь-два.
— Кстати, что за Мишин такой? — спросил Вадим у одного своего бойца из новичков, что раньше служил с Тарковым.
— Кореш нашего лейтенанта, однокурсник еще по училищу.
— Ясно.
'Ясно что мы бежим не столько за бомбой, сколько спасать старого кореша лейтенанта', — подумал Куликов и это настроение ему никак не улучшило потому как при спасении кого-то мог погибнуть он сам. Но увы, делать нечего, приходится идти со всеми в одной связке.
Ходули свистели и скрипели так надсадно с таким надрывом, что казалось они вот-вот рассыплются в труху доказывая ненадежность всего что имеет на себе самую распространенную в мире надпись 'made in china'. Но пока опасения не подтверждались и механизмы работали, унося солдат все дальше с двойной, если не с тройной скоростью, что они могли развить без 'костылей'.
'Может их реально расхреначить? — подумал Вадим. — Упасть как-нибудь неловко, да еще лучше на камень и все дела – механизм не пригоден к дальнейшей эксплуатации'.
Но увы, следовало признать что этот номер не пройдет – старший сержант бежал рядом и этим сказано все. Ну сломаешь, он прикажет поменяться с кем-нибудь более тяжело раненым бойцом, напичканного промедолом и оттого прущего наравне со всеми и все продолжится. Так что смысла нет.
Батончики действительно оказались сильнейшими энергетиками, и вряд ли их стоило поглощать в таком количестве за столь короткий период времени, что ели они. Наверняка это был недельный или даже месячный запас. А они ели их каждые полчаса. Съел и чувствуешь, как ноющие мышцы вновь наливаются силой, в голове словно дым рассеивается, видишь в этой темноте словно рассвет наступает, никакие очки ночного видения не нужны, кажется, что способен горы свернуть… Что ж, в каком-то смысле так оно и было. Этим безумным марш-броском они сворачивали гору, переступая предел возможного.
Отряд десантников двигался час за часом почти без перерывов, даже эти батончики ели на ходу, пили тоже, а естественные надобности не давали о себе знать, все выходило с потом, а промокли они будь здоров, соленая влага текла с них ручьями, но этого никто не замечал.
В конце концов неудивительно что после поглощения такого количества спецэнергетика (может даже наркотического) не заставил себя ждать побочный эффект кайфа. Кто-то загорланил бравурную песенку десанта:
'Ну допустим не пехота, а такой же десант, как и мы, — невольно отмечал ошибки Куликов, — а что не ждут, то правда, причем ни свои, ни чужие, что в любом случае хорошо'.
'То, что ты орешь, уже – не 'молча', — усмехнулся Вадим. — Хотя взбираемся в самом деле под
