получить эту должность Он утверждал (что весьма вероятно), будто Адальберон с одобрения всего духовенства, епископов области Реймса и некоторых рыцарей перед смертью назначил его своим преемником. Но Герберт сам погубил себя, пытаясь играть в двойную игру. Перед тем как вступить на путь, который должен был навсегда оставить его во Франции, ему хотелось убедиться, нельзя ли достигнуть в империи равноценного положения. Одна знатная германская или лотарингская особа сделала ему более или менее ясные предложения по этому вопросу. Герберт же хотел гарантий, это становится понятно из его ответа данному лицу. В письме он уверял, что предпочел бы служить скорее Оттону III, чем Гуго Капету, а чтобы не показалось будто он уклоняется от власти императора, он не находится при короле Франции, предложения которого выгодны и очень соблазнительны; однако, Герберт обещал, что ничего не предпримет без совета своего корреспондента. Это заявление поставило его в безвыходное положение, и вскоре будет видно, что Герберт совсем не обрадовался такому повороту событий.
С другой стороны, в своем письме Герберт преувеличивал доброжелательность чувств Гуго,[236] либо в этом отношении он жестоко заблуждался на его счет, Совсем неожиданно для всех возник другой кандидат на место архиепископа. Арнульф, внебрачный сын Лотаря, который сдал Лан своему дяде Карлу, жаждал заполучить великолепное реймское архиепископство, Людям того времени было присуще, оказавшись во власти какого-нибудь желания, не останавливаться ни перед чем ради его удовлетворения. Арнульф, нисколько не колеблясь, предал Карла. Он одновременно проводил переговоры и с жителями Реймса, и с Гуго Капетом. Одним он предложил полное отпущение грехов и свою благосклонность, если те выберут его архиепископом; королю же он пообещал оставить Карла, принести ему клятву верности и полностью перейти на его сторону. Арнульф дошел даже до того, что обязался в кратчайшие сроки передать Гуго город Лан. Возле короля он нашел себе двух сторонников, которые могли бы его поддержать, известных всем Асцелина и Брюнона, епископа Лангра. Асцелин, без сомнения, желал только одного – как можно скорее снова править своим епископским городом. Брюнон преследовал более благородную цель. Будучи сыном Альбрады, сестры Лотаря, и Рено, графа Руси, он приходился Арнульфу кузеном. Продвинув своего родственника на такой высокий пост, он надеялся, что подобная ответственность должна улучшить его характер и заставить вести себя мудрее. Кроме того, Брюнон с великим почтением относился к Лотарю, который назначил его в двадцатичетырехлетнем возрасте епископом. Ему казалось, что всеми силами поддерживая сына Лотаря, он, таким образом, отдает дань уважения его памяти и тем самым выплачивает ему свой долг. Он сам лично вызвался послужить залогом и заложником для Арнульфа.
Герберт попытался уравновесить влияние Брюнона влиянием Адальберона Верденского, к которому, видимо, Гуго Капет испытывал определенную симпатию. Герберт, хотя и ненавидел занятие медициной, все же назначил лечение и лекарства епископу Верденскому, страдавшему от камней в почках. Будучи признательным ему за это, епископ написал королю Франции письмо, в котором отговаривал его поручать Реймскую церковь – «главу королевства франков», – «злодею, предателю, дурню» (в таких любезных выражениях он охарактеризовал Арнульфа). Но как он ни ссылался на память своего дяди[237] и привязанность, которую к нему питал король, рекомендации его не оказали никакого результата. Гуго был прельщен предложениями Арнульфа, видя в этом превосходное средство разъединить Каролингов. Он надеялся, что с помощью предательства вернет себе Лан: после двух поражений под стенами этого города Гуго уже потерял надежду захватить его силой. Возможно, став благодетелем сына Лотаря, он надеялся успокоить свою совесть в отношении узурпации короны у Каролинга Герберта же Гуго опасался, зная по опыту, что тот находится в слишком близких отношениях с империей.[238] Тем не менее, Гуго Капет предоставил право выбора своего епископа жителям Реймса. Он не мог самолично принять решение, постыдно не нарушив своего слова. С другой стороны, с этим уже было пора заканчивать, поскольку прошло больше месяца со смерти Адальберона, а переговоры все не прекращались.
Король решил вернуться в Реймс и все же заставить его жителей подчиниться своей воле, но так, чтобы казалось, будто он полностью учитывает их мнение. Итак, Гуго собрал духовенство и знатных горожан,[239] изложил им предложения Арнульфа, не скрывая, что находит их весьма полезными, и сделал вид, что оставляет за ними право окончательного принятия решения. Жители Реймса ответили, что недавно Арнульф пообещал им то же самое: преданность королю и быть к ним благосклонным. Но он слишком молод, и неизвестно каков у него нрав и характер, и, в конце концов, они посоветовали Гуго получить дополнительные сведения об этом человеке. Результаты этого расследования почти не вызывали сомнений. Король был настроен к Арнульфу явно благосклонно, и ему заранее гарантировалась поддержка большинства духовенства и, в особенности, среди мирян. Арнульфа провозгласили достойным епископства, если он выполнит все свои обещания. Итак, Арнульф пообещал все, что от него хотели услышать. Представ перед королем и «избирателями», Арнульф удовлетворил их своими весьма учтивыми («учтивейше отвечал»
«Если бы благословенной памяти Людовик, сын Лотаря. скончавшись, оставил после себя потомка, то наследовать надлежало бы ему; но так как нет никого из прямых наследников королевского рода, каждый знает, что я был избран вами и другими князьями и лучшими из рыцарей и стою во главе вас. Теперь, поскольку остался единственный потомок королевской династии, просим даровать этому оставшемуся потомку почетный сан, чтобы имя его великого отца не исчезло в забвении. Если же он пообещает сохранить верность, пообещает защищать город и не вступать ни в какие отношения с нашими врагами, а, напротив, будет их преследовать, я совершенно не против даровать ему епископский сан в соответствии с мнением, которое вы вынесете, однако с условием, что по решению мудрых людей, он должен будет мне принести клятву верности. И, чтобы яснее выразить мою мысль, я думаю, что по принесении клятвы он должен будет написать расписку, содержащую такие слова проклятия: что все счастье изменится для него в зло, богатство превратится в руины, вместо почета постигнет позор, что время превратится не более, чем в мгновение, что вместо почести он получит только презрение и, наконец, что зло заменит все благо. Более того, я требую, чтобы эта расписка была переписана в двух экземплярах, один для меня, другой для него. Пусть она станет ему погибелью, если он когда-нибудь позорно нарушит данное обещание» (131, гл. IV, 28–29).
Вот письменно заверенная клятва Арнульфа: «Я, Арнульф, Божьей милостью архиепископ Реймский, обещаю королям франков, Гуго и Роберту, хранить им нерушимую верность, оказывать им совет и помощь во всех обстоятельствах, соответственно моим знаниям и возможностям, [240] сознательно не предоставлять ни совета, ни помощи их врагам. Перед лицом Всевышнего, святых и всей церкви даю я эти обещания; если я соблюдаю их, то в вознаграждение за то получаю вечную жизнь, если же я уклонюсь от этого (что не угодно Господу!), то все благословения обернутся для меня несчастьем, дни мои сократятся, другой получит мое епископство, а друзья мои отвернутся от меня и навсегда останутся моими врагами. Я подписываю
Это решение получило всеобщее одобрение. Арнульф уже слишком далеко зашел, чтобы теперь идти на попятную. И когда он выступал на ассамблее и его спросили, примет ли он эти условия, он ответил утвердительно, написал клятву, громко прочитал и подписал. Один экземпляр тогда передали Арнульфу, другой сохранил Гуго Капет.
Но это еще было не все: Арнульф должен был поклясться королям в вечной верности, несмотря на все клятвы, которые он уже приносил или может принести в будущем; и если ему случится быть пленником, то он тотчас должен будет, используя любые средства, бежать к королям. В беседах и грамотах на народном языке Арнульф объявил, что если когда-нибудь он сам нарушит условия договора, то он освобождает от них епископов области Реймса. Наконец, Арнульф поклялся «горожанам и рыцарям»
