Когда за врачом закрылась дверь отеля, Дзинтон вернулся в комнату Карины, прихватив с собой ковшик. Он вытащил из аптечного пакета шприц и наполнил его жидкостью из ковшика.
— Двух кубиков должно хватить… — задумчиво проговорил он. — Зависит, конечно, от дозы, но вряд ли она получила слишком много.
Перетянув девочке плечо жгутом, он воткнул ей в вену иглу и, сняв жгут, аккуратно, медленно ввел лекарство.
— Что ты вколол? — поинтересовалась Цукка.
— Антидот, — дернул плечом Дзинтон. — Не спрашивай, от чего, тебе ответ точно не понравится.
Бросив на стол пустой шприц, он прикрыл спящую девочку вытащенным из шкафа одеялом.
— Ну вот, — задумчиво сказал он, усаживаясь на стул. — Похоже, у нас завелся еще один жилец. Точнее, два, а то и три — Яне с Палеком тоже некуда идти. То я один как перст, то сразу целая компания, чуть ли не настоящая семья. Надо завтра купить постельное белье. Да и одежду для девочек — тоже. У них даже нательного белья нет.
— И ты не хочешь вызвать полицию? — поинтересовалась Цукка, присаживаясь на край кровати и осторожно подтыкая на Карине одеяло. — Помнишь, что сказал врач? Какие-то изверги над ней измывались, по ним же тюрьма плачет!
— Ты слышала, что сказала Яна? Они бежали из Института человека.
— Из Института человека? — удивилась Цукка. — В первый раз слышу.
— Широко известная в узких кругах контора, — пояснил Дзинтон, нахмурившись. — Формально — неправительственная организация, занимающаяся философскими изысканиями, поддержкой литераторов определенного сорта, разработкой и финансированием социальных проектов и так далее. Есть даже департамент, разрабатывающий теоретические модели функционирования искинов. На деле же Институт — тайное детище блистательного господина Тоя Карация, слышала про такого?
— Который глава партии гуманистов?
— Именно. А поскольку его партия уже не первое десятилетие стабильно имеет в Ассамблее от сорока до пятидесяти процентов голосов, формируя с прогрессистами квалифицированное большинство, господин Той Караций имеет огромное влияние как в правительстве, так и в президентской администрации. Он негласно влияет на распределение серьезных финансовых потоков, часть которых перепадает Институту человека отнюдь не на философские эссе. В частности, Институт по заказу…
Дзинтон замолчал.
— Что? — переспросила Цукка, когда молчание затянулось.
— Тебе, пожалуй, лучше не знать, — качнул головой Дзинтон. — Меньше знаешь — крепче спишь. Но детей туда я вернуть не позволю. Особенно после того, как своими глазами увидел, что сделали с Кариной.
Девушка задумалась.
— Но ведь содержать троих детей дорого, — наконец сказала она. — Где мы возьмем деньги?
— Мы? — улыбнулся Дзинтон, и от его улыбки у Цукки по жилам словно прокатилась волна приятного тепла. — Спасибо, Цу, но тебя я в расходы втягивать не намерен. Тебе лишних денег действительно пока взять неоткуда. Ну, а я… придется играть на бирже не два часа в день, а три или четыре. Опять же, я придумал новую эвристику, так что есть шанс, что и того не понадобится. Поставлю на автомат, и пусть шуршит само. В общем, я выкручусь. Другое дело, что детьми надо заниматься, а у меня как-то нет опыта обращения с ними. Вот если поможешь приглядывать, скажу большое спасибо.
— Конечно, я помогу! — горячо сказала Цукка.
— Вот и здорово! — снова улыбнулся Дзинтон. Внезапно он бесшумно встал со стула, в три шага пересек комнату и резко распахнул дверь. Раздалось двойное громкое ойканье, и Яна с Палеком, неожиданно потеряв опору, ввалились в комнату.
— Подслушиваем, значит? — укоризненно спросил Дзинтон. — Ну, поросята!
Дети, потирая ушибленные ладони и локти, уселись на полу, виновато отводя взгляд.
— Ладно, на первый раз прощаю, — резюмировал парень. — Но еще раз поймаю — в уши наплюю, чтобы не чесались лишний раз. Ну что, мелочь пузатая, наелись? А посуду за собой помыли? Я так и думал. Нет уж, прислуга здесь отсутствует, так что за собой придется прибирать самостоятельно. Ну-ка, в кухню, вымыть посуду, а потом спать. Утро вечера мудренее, завтра разберемся, что к чему. Цу, — обратился он к девушке, — ты бы тоже ложилась. Тебе на работу вставать.
Он по очереди подхватил насупившихся детей под мышки, поставил их на ноги и вышел вместе с ними. Цукка, не удержавшись, снова хихикнула. Ну точно — не человек, ураган.
И однако же — откуда Дзинтон все знает? Про Институт человека, про Тоя Карация? Почему он разбирается в медицине не хуже настоящего доктора? И откуда он знает того странного врача? Они ведь явно встречаются не в первый раз!
А вдруг он шпион? Цукка хмыкнула. Ну да, шпион Четырех Княжеств, у которого дел других нет, кроме как за приблудными детьми ухаживать. Ох, что только не придет в сонную голову. Внезапно девушка осознала, что глаза буквально слипаются. Действительно, надо ложиться. Под душ — и спать. А думать она станет завтра утром. Прав Дзинтон — утро вечера мудренее…
Ночью Яна пробудилась словно от толчка. Рядом на принесенной из соседней комнаты кровати тихо посапывал Палек, в окно без занавесок лился звездный свет, пробивающийся сквозь качающиеся кроны деревьев. Под колючим одеялом было на удивление тепло и уютно. Девочка лежала в темноте, глядя в потолок, и чувствовала, что страх остался где-то там, за стенами отеля. А здесь есть Цукка, и Дзинтон, и Палек, и Карине больше ничего не угрожает. Наверное, Дзинтон — очень хороший человек, потому что он знает про Институт и не хочет возвращать их туда несмотря на полицию. И еще, подслушивая под дверью, она не чувствовала в нем лжи и нечестности — только спокойную уверенность, легкую улыбку, небольшую озабоченность и, где-то глубоко-глубоко внутри, скрытую искру такой же ярости, какую она чувствовала в Карине утром. И Цукка — в ней скрывалась тревога, как у мамы, тревога, и жалость, и озабоченность, и немного страха. Наверное, она тоже хороший человек.
Но Цукка сказала, что содержать троих детей — дорого. Невежливо заставлять чужих людей нести большие расходы. Но что можно сделать? Она еще маленькая, она даже не может пойти и устроиться на работу. Но зато она может во всем помогать по дому — мыть пол и посуду, убирать, мести двор, ходить в магазины. Мама с папой ее всему научили. А потом, когда она вырастет, она обязательно вернет Дзинтону все деньги, которые тот на нее потратит.
Но у нее есть дар. Должна ли она сказать про него Дзинтону и Цукке? Она не знает. Так нечестно — не сказать. Мама и папа умерли, но мама всегда говорила, что показывать свой дар чужим людям нельзя ни в коем случае. Иначе ее заберут в плохое место и начнут больно колоть иголками. Но Дзинтон и Цукка уже не совсем чужие — ведь они помогли Карине. А если она станет жить с ними, то они совсем не чужие.
Решено. Она подождет еще немного и расскажет им. И если они не испугаются и не отдадут ее обратно в Институт, все будет хорошо. Навсегда.
И с этой мыслью Яна уснула легким безмятежным сном.
Палек проснулся от того, что одеяло сползло на пол. Он поворочался, устраиваясь поудобнее и прислушиваясь к сопению спящей рядом Яны. Девчонки, покровительственно подумал он. Вечно всего боятся и вздрагивают на пустом месте. Эта вот вцепилась в него, словно репей, и даже засыпала, ухватив его за руку. Наверное, в первый раз сбежала из детдома. Интересно, что за название такое дурацкое — «институт»? Впрочем, для девчонки сбежать — подвиг, так что Яна все-таки молодец. Можно даже путешествовать вместе. Правда, рано или поздно они все равно попадутся в руки полиции, и их вернут обратно, но никто ведь не мешает им сбежать снова, верно? Не прикуют же их цепью…
Интересно, а Карина… ведь она совсем не могла двигаться. Как же они попали в заброшенный дом? Он уже задремал в своей комнате и проснулся только от скрипа половиц. Кто же знал, что в заброшенную развалину кто-то припрется? Да, жаль, он не видел, как они туда попали. Неужели мелкая и явно слабосильная Яна тащила Карину на себе? Ну она дает…
Наверное, пока стоит остаться здесь. Тем более что директорша наверняка опять поставила полицию
