него.
— Все закончилось, Каричка, — тихо сказал он и погладил ее по волосам. — Все закончилось. Они больше не придут за тобой. Никогда.
— Ничего не закончилось! — резким движением девочка сбросила его руку. В ее глазах снова вспыхнули яростные огоньки. — Ты обманывал меня!
Она чувствовала, как напрягаются ее невидимые руки в ответ на волной поднимающуюся внутри злость.
— Обманывал! Ты с самого начала знал, кто я такая! Ты всего лишь хотел втереться ко мне в доверие!
— Да, я обманул тебя, — спокойно согласился Дзинтон. — Но ведь и ты обманула меня. Ты не сказала, кто ты такая. Ты не сказала, что тебя преследуют, что за тобой придут вооруженные люди, которые могут убить и меня тоже. Ты не сказала, что умеешь убивать внутренней силой. А если бы на моем месте оказался кто-то еще, кто не знает, как правильно говорить с солдатами?
— Да, но тут совсем другое! — горячо сказала девочка. — Я… я не могла тебе сказать! Я боялась, что ты испугаешься меня, убежишь. Или выгонишь меня. А я…
— А тебе так хотелось хоть кому-то довериться! — Дзинтон вздохнул. — Да, Каричка, я знаю. Я прекрасно тебя понимаю. Прости меня, пожалуйста.
Карина шмыгнула носом.
— Они называют меня девиантом! Как будто я не человек.
— Я знаю.
— Я их ненавижу! Я хочу их убивать! Я еще вернусь в Институт, сама вернусь, и тогда они пожалеют, что вообще увидели меня!
— Да, ты думаешь именно так.
Карина подозрительно уставилась на Дзинтона. В полумраке комнаты его глаза слегка поблескивали. Ей показалось, что где-то в глубине его зрачков горят голубые искры, и внезапно ей стало страшно.
— Не надо бояться, Каричка, — мягко сказал он. — Не забывай — теперь ты моя приемная дочь. И я отвечаю за тебя и за все, что ты можешь сделать. Только… ты сказала, что хочешь их убивать. Но ведь ты уже убила много людей…
— Мало! — яростно сказала Карина. — И не тех! Солдаты — просто тупые дураки, они выполняют приказы. А я хочу убить тех, кто надо мной издевался!
— Каричка, помнишь, я сказал тебе, что твой враг — тоже живое существо? Ты так и не захотела меня понять, но придется. Я не позволю тебе превратиться в хладнокровную убийцу. Вспомни — вечером в день рожденья…
…перед не-глазами плывут картины. Злые слезы заливают лицо. Обида переполняет, бьет через край. Саднят разбитые коленки, разбитый нос отдает в голову острой болью, по губам и подбородку течет теплая струйка. Лицо женщины — та склоняется над ней. «Кто тебя обидел, малышка? Где твоя мама?» Лицо, внезапно превращающееся в кровавую маску — кровь брызгает из носа, глаз, ушей, когда невидимые руки раздавливают ее голову, как утром раздавили головы гадких мальчишек. Ужас. Страх. Паника. Теплые капли бегут по лицу. Что?.. Зачем?.. Она не хотела! Она честно не хотела!..
— Ее муж, узнав о смерти жены, через два дня умер в больнице от инфаркта. Двое детей твоего возраста остались сиротами, их отправили в детский дом.
В детский дом? Как… как она? В детский дом, из которого она сбежала?
— Полицейский зимой…
…Ледяной зимний ветер. Старые заброшенные лачуги на окраине города, прогнившие доски, выбитые стекла, прохудившиеся двери и крыши. Темный вонючий угол хибары, сумрак, мечущийся луч фонарика, мужской силуэт на фоне дверного проема, блик света на бляхе полицейской фуражки. «Девочка, здесь нельзя играть. Здесь опасно, здесь ходят нехорошие дяди. Пойдем, я отведу те…» Короткий хрип, лопающаяся грудная клетка, тело взлетает в воздух, словно подброшенное невидимым тараном, когда все невидимые руки в панике ударяют его одновременно. Я не хотела! Я не хотела! Мама!..
— У него остались любящая невеста и старая мать. Невеста так и не смогла оправиться от удара. Вряд ли она когда-то выйдет замуж. Мать после потери единственного сына тяжело заболела и сейчас лежит в доме престарелых, разбитая параличом.
— Я не хотела!
— В парке весной…
…Сердце колотится, словно пытаясь проломить ребра. Высокие стебли травы цепляются, хлещут ее по голым ногам, парковые дорожки остались где-то далеко в стороне. Сзади — топот множества ног и хриплое дыхание. Они нагоняют, нагоняют! Впереди из-за кустов выскальзывает фигура в сером комбинезоне. «Карина, подожди, не убегай! Мы хотим помочь тебе…» От страшного удара невидимой силой тело подбрасывает высоко в воздух и ударяет о древесный сук — даже на расстоянии слышен хруст ломающихся позвонков. Короткая злая радость — не поймают! — и резкая боль под лопаткой, немеющие ноги и окутывающая мир серая мгла…
— Его звали Роб Пульцер. Широко известный детский психолог и один из немногих, кто открыто выступал в защиту девиантов. Его смерть позволила ненавистникам девиантов издать инструкцию, в соответствии с которой не менее пятидесяти детей и взрослых, заподозренных в наличии скрытых способностей, оказались убиты при задержании. Только семеро из них действительно сопротивлялись, остальных убили, не дав ни одного шанса сдаться — просто из трусости. Пятнадцать убитых, в том числе трое сопротивлявшихся, не обладали никакими особым способностями, а из остальных только у одного имелся достаточно сильный дар.
Но она не виновата! Они пытались поймать ее! Она не хотела никого убивать! Получается… получается, она виновата не только в том, что убивала сама? Из-за нее убили других?!
— … и в Институте той ночью…
…Стерильно-белый коридор Института. Воющая в отдалении сирена, мерцающий свет. Топот ног за поворотом коридора. Только несколько ударов сердца — успеть ударить первой и умереть… Из-за угла появляются двое — полумрак скрадывает черты лица. Растерянные глаза смотрят на нее поверх дул пистолетов, пальцы дрожат на спусковых скобах пистолетов. Они совсем молодые, они видят перед собой перепуганную окровавленную девчонку и не могут поверить, что в нее нужно стрелять. Пальцы дрожат на спусковых скобах, в расширенных зрачках непонимание и растерянность, и невидимые руки врезаются им в лица, крушат носы и скулы, выдавливают глаза, и черепа трескаются от страшного удара о противоположную стену коридора…
— Им исполнилось по двадцать лет. За период до того у них закончился армейский контракт. Они успели проработать в Институте только два дня, и все, что успели увидеть в жизни — только ускоренные курсы подготовки охранников. Мать одного из них, узнав о смерти сына, попала в больницу с инсультом. Скорее всего, она умрет.
Но они хотели стрелять в нее! Не она начала! А мама… мама… я не знала! Я же не знала, что у него есть мама!!
Лица, лица, лица… Лица тех, кого она убила. Безжалостные слова, камнями падающие в вязкую пустоту ее души, и боль в сердце, усиливающаяся с каждой секундой. И бегущие по лицу слезы раскаяния и отчаяния.
— Я не хочу жить… — прошептала Карина. — Я не могу жить после такого… Дзинтон, пожалуйста, убей меня! Я очень тебя прошу, убей! Я не хочу помнить, я не хочу больше видеть кошмары! Я не хочу назад в Институт!.. Убей меня! Только не больно! Я не заслужила, чтобы не больно, но пожалуйста, пожалуйста!..
Комната закружилась вокруг нее, кровать покачнулась, и она почувствовала, что медленно падает на пол. Сильные руки подхватили ее, и ей стало тепло-тепло, как в объятиях мамы в далеком детстве.
— Нет, Каричка, ты не умрешь. Твоя смерть не изменит прошлое. Ты останешься жить, и жизнью своей искупишь принесенные тобой смерть и страдания. Прошу тебя, сделай так, чтобы те люди погибли не зря.
— Я искуплю! Я хочу! Но не знаю, как… — прошептала Карина, чувствуя, как проваливается в глубокую мягкую пелену сна. — Ты научишь меня… папа?
