— Для тебя? Ничего. Абсолютно ничего. Я не намерен как-то карать тебя за отказ. Вознаграждать, впрочем, тоже. Другое дело, что ты сам до конца жизни станешь жалеть о допущенной глупости, но это отдельный вопрос. На тебе свет клином не сошелся, ты всего лишь первый в ряду из восьми человек, и кто-то из них согласится наверняка. По ряду причин ты — наилучшая кандидатура, и мне хотелось бы, чтобы ты предложение принял. Но нет — так нет. На меня никто и никогда не работает по принуждению, прямому или же косвенному, и на долгие уговоры у меня тоже времени не имеется.
— Твой либерализм радует… — слабо сказал депутат, безуспешно стараясь подпустить в голос саркастические нотки. — Скажи, господин Дзинтон, но что тебе от меня… от нас нужно?
— Абсолютно ничего, если не считать свежих мыслей, — хмыкнул Дзинтон. — Господин Исэйка, мы много столетий присутствуем в вашем мире. Мы могли бы полностью контролировать его, если бы пожелали. Но мы заинтересованы в том, чтобы вы жили и развивались сами по себе. Однако по ряду причин ваше общество весьма нестабильно и склонно к саморазрушению. Проблема постепенно изживается и лет через сто — сто пятьдесят сойдет на нет, но до того времени мы определенными мерами вынуждены поддерживать стабильность. Новый фонд — один из таких инструментов.
— Вы?..
— Моя раса называет себя Демиургами. Если примешь предложение, госпожа Эхира, которая станет твоим временным куратором, уполномочена передать тебе некоторый объем информации, полезной для понимания общей картины. Если нет… Возможно, когда-нибудь ты получишь доступ к досье «Камигами». А теперь я тебя оставлю.
Он пружинисто поднялся и пошел к двери. Депутат осоловело смотрел ему вслед, чувствуя во всем теле странную слабость. Уже взявшись за дверную ручку, Дзинтон обернулся.
— Помни — шестнадцатое число, полночь. Прощай, господин Исэйка.
Он приотворил створку и выскользнул в образовавшуюся щель, сквозь которую на мгновение прорвался шум толпы в большом зале. Депутат откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. То ли он сошел с ума, то ли… Он поспешно схватился за шейный шнурок. Пальцы нащупали корявые потеки оплавленной синтетической нити. Нет, не примерещилось. Ну ничего себе забежал переговорить! Пообщался этак запросто с каким-то богом, получил от него предложение, от которого откажется только полный дурак…
Так, спокойно, сказал он себе, подавляя истерический смешок. Начинаем решать проблемы в порядке их поступления. Хвататься за все сразу не станем. Первое — проверить, не обманул ли собеседник насчет внезапного завтрашнего совещания. Хм… Пожалуй, лучше Катасары для провокации никого не найти. Всегда в первых рядах любой интриги, и при том настолько глуп, что всегда оказывается марионеткой в чужих руках.
Он достал пелефон и набрал номер.
— Касатара? — осведомился он. — И тебе доброго вечера. Скажи, у тебя повестка завтрашнего заседания не завалялась? А то я случайно стер документ, причем безвозвратно, сейчас даже и не знаю, что делать — вечер, секретарь комитета недоступна, а подготовиться надо. Да нет, не беспокойся. Просто сбрось мне ее еще раз…
22.16.849, перидень. Крестоцин, Первая городская больница
— Как самочувствие? — Карина бегло просмотрела текущую карту Мири и снова повернулась к нему.
— Совсем хорошо, — улыбнулся юноша. — Меня уже почти не тошнит, и голова не кружится.
— Ага, с кровью у тебя куда как получше стало, — согласилась Карина, постучав пальцем по блоку гемодиализа, который на эту неделю перевесили на другую руку. — Видишь, индикатор показывает, что нагрузка опустилась до средней. Ну, который желтенький. Организм у тебя постепенно справляется с выводом продуктов распада мертвых клеток. И температура уже невысокая, и кожа почти нормального оттенка. Ты выкарабкиваешься. Еще период — и тебя можно выпускать на свободу.
— Жду не дождусь! — белозубо улыбнулся юноша и тут же сладко зевнул. — А что ты сегодня так рано? Еще же и семи нет.
— Мири, — Карина отложила планшет, — я уезжаю.
— Надолго? — улыбка юноши поблекла. — А когда?
— Сегодня, Мири. И насовсем. У меня кончилась практика. Я же интерн-первогодок, не забывай. Мне еще доучиваться нужно и диплом получать. Не хотела тебе говорить раньше времени…
— Но Кара! — лицо юноши приняло растерянное выражение. — А как же я без тебя?
— Ты во мне больше не нуждаешься. Последние метастазы я выжгла в прошлый сеанс. Твой организм чист, что подтверждают и томограмма, и рентген, и мой сканер. Тебя долечат в мое отсутствие, во мне больше нет необходимости.
— Прости, Кара, — поспешно проговорил пациент. — Я не то сказал от неожиданности. Я знаю, что меня долечат. Просто… ну, я к тебе так привык. Расставаться не хочется. Ты еще вернешься в Крестоцин?
— Не знаю. Раньше следующей осени я не смогу сдать все экзамены. Боюсь загадывать на год вперед, мало ли что случится.
— Очень надеюсь, что вернешься, — слабо улыбнулся Мири. Он протянул свободную руку и неловко сжал запястье девушки. — Кара, я твой должник. Навеки должник. Когда-нибудь я тебе пригожусь, даю слово. Не знаю, смогу ли сделать для тебя то же, что ты сделала для меня, но я постараюсь.
— Глупый, — ласково улыбнулась ему Карина, кладя свою ладонь на его кисть. — Врач лечит не для того, чтобы пациента должником сделать. Он лечит потому, что таков его долг. Мири, я клятву давала помогать больным любой ценой и в любых обстоятельствах, а я к ней серьезно отношусь. Ты ничего мне не должен. Просто напиши потом, как у тебя дела. Или позвони.
— Обязательно напишу, Кара. Спасибо тебе.
— Не за что, Мири. Извини, мне бежать пора, у меня утренняя планерка. Последняя. Нехорошо на нее опаздывать.
Она наклонилась к парню и поцеловала его в лоб. Подхватив планшет, она подошла к двери палаты и оглянулась. Мири смотрел ей вслед. Он медленно поднял руку со сжатым в жесте победы кулаком. Карина ответила ему тем же и вышла, прикрыв за собой дверь. Когда она шла по коридору, в носу у нее предательски щипало. Ну-ка, возьми себя в руки, сурово прикрикнула она на себя. Только разреветься на людях не хватало!
В ординаторской она, как в самый первый день, забилась в дальний угол, куда свалила свои сумки. Парс восседал на верху кучи, с императорским видом оглядывая окрестности — сторожил. Он приветственно фыркнул в сторону Карины, но от голосовых реплик воздержался. Карина почесала его между лопоухими ушами и уселась на стул, приготовившись слушать. Последний раз. Последняя планерка из, еще недавно казалось, бесконечной череды. Она так привыкла к утренним совещаниям, к обходам с Томарой, к операциям, перевязкам, больничным коридорам, что чувствовала странную пустоту при мысли о возвращении домой. Да, она страшно соскучилась по домашним… но чувствовала, что станет скучать по Крестоцину ничуть не меньше. Вернется ли она сюда? Дома она обязательно посоветуется с папой на сей счет.
Через несколько минут подтянулись недостающие, и ведущая сегодня планерку Томара открыла совещание. Отчет ночной дежурной смены, плановые операции на день, расписание операционных, доклад старшей сестры, обсуждение больных… Постепенно мысли Карины уплыли куда-то в сторону, и она не сразу сообразила, что речь идет про нее саму.
— …пришлось делать доклад самой, — Томара поверх голов посмотрела на Карину. — Наверное, я смогла бы заставить ее выступить самостоятельно, но тут исход прогнозировался равновероятным — либо выступит, либо сбежит от страха. Я решила не рисковать, — она подмигнула оцепеневшей Карине, и по ординаторской прокатился смешок. — Формально я, конечно, нарушаю Закон о тайне личности, но поскольку слухи давно и бесконтрольно гуляют по отделению, я решила — да пропади он пропадом!
— Не надо… — одними губами прошептала Карина.
