— Биката, я не понимаю, — качнула головой Калайя. — Ты сам говорил, что искинам запрещено управлять автомобилями без присмотра человека.
— Я ошибся. Удали данное утверждение как ложное. Остальное понятно? Переформулируй своими словами.
— Коммуникатор деактивирован, ложное ограничение стерто, алгоритм действий сформирован, — кивнула чоки. — Добраться на автомобиле до твоего жилья, подчиняясь стандартным правилам дорожного движения и не превышая скорости в пятьдесят верст в час, открыть гараж, используя третий замочный код, поместить туда машину, закрыть дверь гаража, ожидать тебя, не выходя из машины, до нуля часов семнадцатого одиннадцатого восемьсот сорок девятого, после чего связаться с лабораторией. Все правильно, Биката?
— Да, Калайя. При необходимости используй для подзарядки автомобильный аккумулятор. Зарядный кабель под водительским сиденьем. Все, действуй.
— Да, Биката, — чоки, однако, не двинулась с места. — Можно задать вопрос?
— Не время для вопросов, милая. Разве что очень быстро.
— Я не понимаю цели алгоритма. Он не соответствует известным мне шаблонам. Разве мы сегодня не едем изучать город?
— Сегодня… вернее, в ближайшие несколько дней мы едем с тобой изучать целый мир, — улыбнулся ей инженер. — Но пока что мы играем в новую игру. Она называется «пусти пыль в глаза». Я потом объясню правила. А пока что — выполняй команду.
Проводив взглядом до арки арендованный автомобиль с Калайей, инженер опустился на водительское сидение своей машины. Быстрыми движениями он извлек из-под сиденья программатор, размотал шнур и воткнул коннектор в спинной разъем чоки на соседнем сиденье. Он даже не активировал куклу — незачем. Все, что нужно — прошить в «бусину» правильные идентификаторы на случай последующей экспертизы. Возможно, она и не уцелеет, но в плане и без того слишком много прорех, а эта дыра самая очевидная и вероятная. Лишнюю минуту он себе может позволить потратить. Вставив карту памяти в программатор, он несколько секунд стучал стилом по дисплею. Коротко пискнуло: процедура программирования завершилась. Он отключил программатор, смотал шнур и на всякий случай бросил взгляд за заднее сиденье. Заполненная на две трети канистра с бензином стояла там же, куда он засунул ее сегодня… нет, уже вчера утром. Ну да, такой вот он чайник: возит запасную канистру прямо в салоне. Да, господин полицейский, я знаю, что против правил, но как-то не подумал. Да, господин полицейский, я понимаю, что опасно. Да, господин полицейский, я осознаю, что страховая компания в случае чего не выплатит мне страховку. Да, господин полицейский, я знаю, что сам буду виноват, но я обязательно исправлюсь… Даже если кто-то и полезет внутрь разорванной взрывом паров бензина канистры, вряд ли он обратит внимание на стеклянное крошево — все, что останется от самодельного химического детонатора.
Ну что, братцы, время финального представления.
До зловещего поворота он добрался за пять минут. Быстрый взгляд в зеркало заднего вида: никого. Ни одна искорка фар не мелькает неподалеку в осенней ночной темноте, не отражается в мокром асфальте дороги. Он вырулил так, что машина смотрела носом точно в дыру в ограждении, приоткрыл дверь и утопил педаль газа. Автомобиль сорвался с места и прыгнул вперед. Когда колеса вгрызлись в песок обочины, а до чернеющего в свете фар провала осталось не более сажени, инженер толкнул дверь и вывалился в проем. Земля больно ударила его сразу со всех сторон, запястье левой руки обожгла острая боль. Громко заскрежетало — край ограды обдирал с бока машины краску. На мгновение он испугался, что машина застрянет, но обошлось — зависнув на краю, она медленно наклонилась и соскользнула в обрыв. Парой секунд позже раздался тяжелый удар, а сразу за ним — взрыв: детонатор сработал так, как и задумано.
Биката с трудом поднялся на ноги. Его качало: удар о землю оказался куда сильнее, чем он предполагал. Он доковылял до обрыва и заглянул вниз, опираясь на ограждение. Машина весело полыхала в ночной темноте, к непроглядно-черному небу радостно летели искры. Превосходно. Пять минут такого пламени — и ни один эксперт даже при самой тщательной экспертизе не сможет доказать, что полурасплавленный скелет и обгорелые микросхемы не принадлежат чоки Калайе, инвентарный номер восемь три пять пять. Увы, корпорация «Визагон» только что понесла убыток в пятьдесят с лишним миллионов маеров.
Вот и конец его карьере инженера-разработчика. Сегодня или завтра его как проявившего недопустимую халатность в обращении с лабораторным оборудованием и лишь чудом оставшегося живым после того, как заснул за рулем, с треском вышибут на улицу. И тогда перед ними с Калайей откроется целый мир. И он сможет учить ее всему, чем только пожелает, не опасаясь, что завтра очередной тупой администратор прикажет разобрать на запчасти недопустимо дорогой прототип.
Рано или поздно он сумеет развить в ней настоящую личность, и тогда она наверняка полюбит его. Полюбит так же крепко, как он любит ее.
Он сел прямо на сырую землю, оперся спиной на ограждение, вытащил пелефон и вызвал службу спасения.
22.11.849, перидень. Крестоцин, Первая городская больница
— Доктор Кулау, к вам посетительница, — глубокое контральто секретарши, прозвучавшее через интерком, заставило встрепенуться заведующего хирургическим отделением и по совместительству главврача. Свинцовая усталость сковывала тело, а основание черепа потихоньку начинало ломить. Он ненавидел осень. Именно на исходе года его мигрени усиливались до безобразия, а возраст давал о себе знать особенно сильно. Седьмой десяток лет — не шутка, особенно на такой нервной должности. А уж первый день недели — просто кошмар какой-то.
Он со вздохом отложил в сторону распечатку статьи из «Современной медицины», в которую безуспешно пытался вчитаться последние десять минут, и нажал кнопку:
— По какому вопросу?
В глубине души он понадеялся, что неизвестную визитершу можно отфутболить куда-то дальше. Впрочем, кто сказал, что надежды сбываются? Обеденный у него перерыв или, скажем, полуночный сон, никого не волнует. Почему-то все полагают, что его время принадлежит кому угодно, кроме него самого.
— Госпожа Карина Мураций утверждает, что по поводу интернатуры, — не замедлила вдребезги разбить его надежды секретарша. Доктор Кулау вздохнул и буркнул:
— Пусть войдет.
Несколько секунд спустя дверь распахнулась, и в его кабинет вошла молодая девушка с большой дорожной сумкой на правом плече. Невысокая, худощавая, лет пятнадцати-шестнадцати на вид, со скорее мальчишеской фигурой, с короткой стрижкой и лицом типичной южанки — смуглая кожа, высокие скулы, узкие глаза, слегка приплюснутый нос с горбинкой. Если бы не небольшая грудь и поблескивающие в ушах точки простеньких сережек, ее вполне можно принять за мальчика-подростка. Одежду девица выбрала явно не по погоде — на ней красовались шорты, легкая блуза с коротким рукавом и сандалии-босоножки, и сейчас ее влажную от дождя кожу покрывали зябкие пупырышки.
— Доктор Кулау Цмирк, — произнесла она певучим южным выговором, характерно огрубив слог «ла». Затем она поставила сумку на пол и поклонилась по всем правилам классической женской вежливости: руки сложены в районе бедер, спина прямая, глаза опущены долу. — Я — Карина Мураций. Чрезвычайно рада знакомству. Прошу благосклонности. Я благодарна тебе за согласие принять меня в интернатуру и верю, что не подведу.
— Радость взаимна, — буркнул заведующий отделением. — Благосклонность пожалована. Присаживайся, госпожа Карина, — он ткнул пальцем в сторону стула. — И будь проще — в наших краях не принято говорить так многословно. Что-то ты одета легко. Дождь на улице.
— Да, — согласилась девушка, усаживаясь. — Дождь. И холодно. Я только что из аэропорта. У нас осенью гораздо теплее, а прогноз погоды посмотреть я не догадалась. Я впервые так далеко за пределами
