масляной лампы, посылая во все стороны голубые, желтые, красные и фиолетовые лучи.
Как завороженный смотрел Ричард на бриллиант, а Альеноре вспомнилось, что еще в детстве она часто с помощью подарков старалась побудить его к хорошему поведению, а он, приняв подарок, все же поступал по-своему.
— Вероятно, это украшение должно бы принадлежать старой Кейт: однажды, будучи в трудном положении, я завещала бриллиант ей. Но теперь у нее пенсия, а когда мы возьмем Иерусалим, у нас не будет недостатка в драгоценных камнях. Бери бриллиант, Ричард, и дай мне слово.
К ее удивлению, он не шевельнулся, а только смотрел, не отрываясь, на драгоценный камень. В глазах не было выражения жадности.
— У меня нет ни малейшего желания принимать от вас это украшение, — сказал Ричард. — Все эти долгие годы… у вас не было ничего нарядного и красивого.
— Тем лучше, я привыкла обходиться без излишеств. А эта вещица пришла с Востока, и только справедливо, что она вернется туда же в виде вооружений и поможет освободить Священную землю.
— Ну что ж, если вы так полагаете, то я с благодарностью приму бриллиант.
Положив камень на ладонь, Ричард некоторое время задумчиво смотрел на него, и перед его мысленным взором вставали вереницы вьючных мулов, метательные орудия, мешки с мукой и штурмовые лестницы. Накинув на шею цепочку, он спрятал камень под рубашку.
— Я знаю, кого послать, — проговорил Ричард. — Кутанса Руанского.
— Ах, Ричард! — воскликнула в испуге Альенора. — Он же совсем старый!
— Вы тоже женщина в годах! — рассмеялся Ричард. — Но не унимаетесь!
— Но он ведь церковник и к тому же чужеземец. У него не будет никакого авторитета! Пошли по крайней мере опытного воина и англичанина.
— У меня нет лишних солдат, — отрезал Ричард коротко. — Все, кто что-нибудь да стоит, здесь со мной, и каждый из них нужен. Мы охотимся на более крупную дичь, чем эта маленькая крыса, играющая в короля. И мне становится ясно, что именно на мое войско ляжет основная тяжесть этой кампании. На французского короля Филиппа надежды мало; при первом же намеке на прямой откровенный разговор он делается угрюмым и надувает губы.
— Он не вырос, как ты, среди людей, говоривших прямо и откровенно друг с другом. Родился Он поздно в семье, где были только девочки: отец в нем души не чаял, вероятно, никто за всю его жизнь не разговаривал с ним просто и правдиво. Ты должен обходиться с ним помягче…
«И вот я уже опять лезу с советами», — подумала Альенора.
Пойду сейчас же к Кутансу — сказал Ричард, спрыгивая с помоста и протягивая матери руку.
— Могу ли я как-то переубедить тебя?
— Никто не сможет. Я знаю, как поступить. Строгое письмо Джеффри Йоркскому и неограниченные полномочия Кутансу Руанскому — и все будет в порядке. А теперь я провожу вас. Где ваша охрана?
— Мы приехали вдвоем: я и Гаскон.
— Вы самая безрассудная женщина. На вас могли напасть и ограбить. Просто удивительно, что вы проскочили невредимыми.
— У меня не было ничего с собой, что могло бы привлечь воров.
— У вас было вот это! — коснулся Ричард собственной груди. — И еще мул. Они отобрали бы его. И завтра продали бы мне втридорога. Подождите…
Ричард выделил шесть лучников для сопровождения, помог матери сесть в седло, нежно поцеловал ее и пообещал завтра выкроить время и навестить их в замке. Затем он отправился на поиски Кутанса, и Альенора слышала, как он весело напевал.
Потрясение, вызванное письмом, видимо, почти прошло. Он принял бестолковое и бесполезное решение и был уверен, что все уладится.
У нее же — пока она ехала между палаток, затем по открытой местности, мимо домов спящего города и по крутой дороге к замку — все росло и усиливалось чувство подавленности. Она опять потерпела неудачу.
Слов нет, часть своей задачи она успешно выполнила. Ведь к Ричарду она отправилась с намерением уговорить его исполнить свой долг и навестить принцессу, и он пообещал. Менее значительная, чисто женская часть удалась. Не следует ли ей довольствоваться этим? Много лет назад аббат Бернар предостерегал ее от вмешательства. Если бы только она прислушалась к его совету, насколько по-другому сложилась бы ее жизнь! Даже трагедии, связанной с посещением Вудстока, не произошло бы, не поспеши она к Генриху, чтобы изложить свое мнение относительно его обращения с сыновьями.
И она была уже старуха… шестидесяти восьми лет — очень почтенный возраст для женщины. Ричард сказал: «Вы тоже женщина в годах», — вовсе не желая обидеть ее. Это правда, она уже старая женщина; теперь самое время отойти от всех активных дел и, наконец, сосредоточиться лишь на женской пассивной роли. Ричард — король Англии. Так почему же она испытывает ноющую боль за страну, которая ей вовсе не принадлежит?
Альенора отбросила беспокойные мысли и подумала: «Я возвращусь в замок и завтра начну готовить свадьбу: место, время, наряды… а потом стану ждать внуков… сделаюсь тактичной и мирной старухой: в руках иголка с нитками, на языке — приятные и почтительные слова…»
Они уже отъехали довольно далеко от лагеря, когда трубы заиграли вечернюю зарю. Эти звуки, приглушенные расстоянием, особенно трогали за душу.
Один из лучников проговорил:
— Ваше величество, будьте милостивы, остановитесь на минутку. Прозвучал сигнал, и мы в пределах слышимости, а правила предписывают…
Трубы вновь заиграли, и он замолчал: потом шесть лучников стали в ряд на краю дорожки и, подняв вверх правую руку, дружно хором крикнули:
— Спаси и помоги, Гроб Господень!
Они повторили свой клич трижды, и по спине Альеноры пробежали мурашки. Она почувствовала, как к горлу подкатил комок. Еще минуту назад по дороге двигались вместе восемь человек, теперь существовало уже две группы: убежденные крестоносцы, объединенные священной идеей, и старая женщина со своим слугой.
— Благодарим вас, ваше величество, — сказал тот же лучник. — Снова к вашим услугам и можем продолжить путь.
Преодолевая комок в горле, Альенора спросила:
— Вы это проделываете каждый вечер?
— Каждый вечер, перед тем как лечь спать.
Ричард и сотни тысяч таких, как он, пойдут вперед, будут сражаться и, вероятно, погибнут, откликаясь на этот призыв: «Спаси и помоги, Гроб Господень!» А она — хотя и почувствовала сильное волнение при дружном кличе, и услышала в нем зов благородных рыцарей — не в состоянии ничего сделать, кроме как тащиться следом за войском, бесполезная, ненужная.
И в это мгновение у нее в мозгу ясно и отчетливо сверкнула, словно молния, прозвучала, точно глас, услышанный апостолом Павлом по дороге в Дамаск, мысль о том, каким образом она может — нет, должна — ответить на ночной призыв.
И отстраняя руку веселого лучника, державшего поводья ее мула, Альенора сказала:
— Мне нужно вернуться. Я кое-что забыла.
— Один из нас может сбегать и принести, ваше величество. Вы уже почти дома.
Он жалел старую, слабую женщину. Но он заблуждался. Ах, как он заблуждался! Со всех четырех сторон света к ней стекались сила, уверенность и энергия. Она внесет свой вклад, причем такой, какой только она одна в состоянии внести.
— Нет, — повторила Альенора. — Большое спасибо. Я должна вернуться сама.
Бедный мул, уже предвкушавший спокойное стойло, только тяжело вздохнул, когда его заставили повернуть назад. Альенора ободряюще похлопала его по шее.
«Как и от меня, — подумала она, — обстоятельства потребовали от него еще потрудиться в тот момент, когда он уже считал, что его служба кончилась».
Кто еще, помимо Ричарда, устремившего свой взгляд на Восток, к Иерусалиму, может вернуться в
