— А этот сморчок был Распутин? Какой-то он мелкий… Неказистый. Это точно был он? Вот так Маша и предупредила его? Еще до того, как стала Отроком Пустынским?
— Случайный, импульсивный, мимолетный поступок, — ведьма остановилась. — Она училась на историка и знала в деталях, как и когда он должен погибнуть. Разве могла она не попытаться спасти его? Она ж — Маша!
— Интересно, все же куда он делся?
— Я еще не сказала тебе? Исчезнув из Питера, старец потопал прямо в Пустынь, к своей спасительнице.
— К Маше? Но откуда он знал, что она — Отрок?
— Он не слепой, — недоброжелательно сказала девчонка.
— А кто?
Акнир неприкрыто удивилась:
— В одном ваша Третья права. Интуиция у тебя гениальная. Только ты слушать себя не умеешь. Разве ты не сказала сама? Он — колдун.
— Я так сказала?
— Сильнейший ведьмак, который однажды уверовал в Бога. Вот почему Земля и Небо всю жизнь бились в нем смертным боем!
— Распутин — правда колдун? — потряслась Даша Чуб.
— Правда в том, — свела брови Акнир, — что он предал Великую Мать. Она дала ему силу, огромную силу, а он... Слыхала, наверное, про его оргии, пьянки, про то, как он публично показывал член? А потом сам наказывал себя за это хлыстом. Вся его жизнь, все его метания, противоречия, не что иное, как борьба тела с душой, Неба с Землей. И Земля победила! Он умер как истинный мученик — даже самые скептические историки признаю?т, что он творил чудеса. А ваша церковь все равно не признала его святым! Так-то! — торжествующе провозгласила ведьма. — Так ему и надо, предателю. Кем родился, тем и помер. Ведьмаком, тщетно пытавшимся стать истинно верующим. Не мудрено, что он на вашу Машу повелся. Точно себя в ней увидел… Киевицу, жаждущую обрести вашего Бога.
Чуб заметила, что «ваш Бог» и «ваша Маша» Акнир произносит одинаково — с непоколебимой неприязнью, словно отрезая их словом «ваш» от себя.
— Это немощным, слабым легко Бога принять. А принять рабство могущим — ох, трудно… А он мог, много мог. Не забывай, старец впрямь предсказал революцию и убийство царской семьи в случае его гибели… Но Маша отвела его смерть, а значит и смерть Семьи. Еще тогда — в 1911-м! Потому что выживший старец тут же попытался спасти их. Знаешь, что было в его тайном письме к царице? Он звал ее в Киев, обещал, что Отрок ее сына излечит. Само собой, Аликс помчалась к нам на всех парусах. И она его вылечила.
— Маша вылечила цесаревича? — ахнула Чуб.
— Бери круче — царя! Нового царя Руси. Распутин уверил Аликс, что цесаревич станет здоров, Аликс заставила уверовать мужа, ей всегда это легко удавалось, и тот передал престол сыну. И, хоть ваша Маша совсем не хотела того, — именно так она сделала первый шаг к Отмене. Вынудив меня сказать правду под час поединка, она, сама не желая того, убедила вас: мне можно верить, и — сделала второй. Согласившись спасти Семью, убедила вдовствующую императрицу, а через нее Николая — и сделала третий… Аликс никогда б не послушала свекровь. Николай — не стал бы слушать Распутина. Однако, молитвами Маши, венценосная чета прибыла в Киев по полному обоюдному согласию. Каждый за своей морковкой! И тут, вняв просьбам старца, ваш Отрок излечила Алексея…
— Это четвертый шаг уже? — посчитала Даша.
— Но не последний. Или ты думаешь, я не знала, что в плане дыра? Царица-мать исчезнет из Киева в марте.
— Знала, но все равно собирала меня в полет. Где логика?
— Откуда я знаю? Не только слепым, даже ведам не понять логику вашего Бога. Мама просто использовала его формулу, я просто следую маминому плану. Там ясно сказано, Семью нужно спасти, Третья поможет, вдовствующая императрица приложится… Так и вышло! Наша скрупулезная Катя отлично решила проблему за меня. Она нашла нестыковку! И, хоть, сдается мне, Катерина Михайловна этого совсем не хотела, вновь сдвинула Машу с мертвой точки… Понимаешь теперь? Вы все делаете сами! Мне не нужно вам помогать. Мне нужно просто вам не мешать.
Чуб энергично почесала нос, стараясь принять: что бы они ни сделали, это ведет их к Отмене! Даже если на первый взгляд их поступок должен пойти в минус, он сработает в плюс. Даже если завтра Катя отдаст свои деньги Владимиру Ленину, Маша провозгласит его новым мессией, а Даша возглавит красную армию — каким-то немыслимым чудом их помощь лишь окончательно сгубит большевиков.
— Так, получается, революции точно не будет? — со свойственным ей безапелляционным оптимизмом сделала вывод Чуб. — Тогда чего мы так паримся? Давай куролесить! Удобно вообще-то, делай что хочешь — что б мы ни сделали, то и отменит Октябрьскую!
— Делать глупости позволено только вам Трем! — огрызнулась Акнир. — А похищение запорола не ты, а я. И тем самым сама убедила Отрока Пустынского в промысле божьем. Николай неликвиден, его родные в шоке, план трещит по швам… Получается, несмотря на спасение, революция все равно будет, как Маша и предсказала. Как хочет ваш Бог.
— Так революция будет? Что б мы ни сделали? — совершенно запуталась Даша. — Кому вообще верить? Маше или твоей маме?
— Я выбираю маму, — подумав, решила Акнир. — Она верила в Трех. Она знала формулу Бога. Если б Октябрьскую было нельзя отменить, она б просчитала это…
— А вдруг именно это она и просчитала? Потому и сказала тебе: Отмена — не выход, — резонно предположила напарница.
Акнир замерла, взволнованно прикусила палец зубами.
— Погадать, что ли… Ты как, гадуница?
— Чего-чего? А, нет, я не умею гадать. Мы с Машкой как-то гадали на книжке. Но у меня ничего не сбылось.
— А что выпало?
— Точно не помню. Что-то про бабу, которая чего-то украла.
— А часом не после этого этой до-гадки ты сперла стихи у Анны Ахматовой? — спросила Акнир.
— И точно… — прозрела Чуб.
— Вот видишь. Пошли!
— …Я отыскал обеих дам. Но, к прискорбию моему, результаты моего визита навряд ли порадуют вас. Ни матушка Анны Горенко, она же Анна Ахматова, ни ее сестрица давно не имели от нее известий. Кроме одного письма, доставленного с оказией два года тому, с фотопортретом и информацией самого общего содержания.
— И в каком ателье был сделан портрет?
На миг Кате показалось, что хвост ускользнувшей в никуда поэтессы крепко сжат у нее меж пальцев — на дореволюционных снимках обычно помещался замысловатый рисованный логотип фотографа вместе с фамилией, адресом ателье и непременным обещанием «Негативы хранятся».
Но маленький остроусый человечек в светло-коричневом костюме испустил демонстративный вздох и развел руками.
— К несчастью, — сказал частный сыщик, — на обратной стороне нет ничего, за исключением надписи «Не поминайте меня…», нанесенной, по увереньям родных, рукой интересующей вас дамы. По- видимому, портрет сделан частным порядком. Многие нынче увлекаются фотографированием, включая и бывшего императора, и даже его почтенную матушку…
— Вы добыли снимок? — поскучнела Катя.
Остроусая физиономия сыщика стала проникновенно страдательной и одновременно конфузливой.
— Вы понимаете, Екатерина Михайловна, за долгие годы это известие было единственным. И кабы благородные дамы не были в столь стесненном положении…
