– Лютикова, урок закончился четыре часа назад! Ты где была?!
Милиционеры сурово молчали, а овчарка, радостно виляя хвостом, облизала мое лицо шершавым языком.
– Я на лыжах ехала, – отозвалась я, – как вы и сказали, один круг.
Спортсменка застыла в ужасе, в ее глазах явственно промелькнула прокуратура, обвинение в должностной халатности и тюремный срок.
– На занятия больше не приходи, – сказала она, – я тебе просто так «четверку» поставлю.
Теперь-то я понимаю, что не надо было соглашаться на первое предложение училки, из нее можно было выжать и «пятерку» в четверти. Но тогда я была обычным советским ребенком, неискушенным в вопросах деловых переговоров, и, посчитав сделку удачной, с радостью согласилась. В то время как мои одноклассники отдувались на лыжне, я лежала дома на диване, читала книги и поедала булки с изюмом, тем самым окончательно ставя крест на своей спортивной карьере…
Поглощенная воспоминаниями детства, я не заметила, как дошла до бульвара 60-летия Победы. И застыла в изумлении: на месте совхозного поля вырос новый микрорайон! Дома простирались, наверное, до тех самых трех сосен, до которых я не доехала двадцать лет назад. Бедные современные школьники, где же они теперь катаются на лыжах?
Дом, в котором жили Прудниковы, меня приятно поразил: кирпичный, построен по индивидуальному проекту, весьма престижное жилье. Неужели рядовые госслужащие могут позволить себе купить квартиру в таком доме? Или, что более вероятно, они бесплатно получили жилье от государства?
И тут… Вот не зря этот район в народе называют «На семи ветрах». Дует здесь немилосердно, и такое впечатление, что сразу со всех сторон. С порывом ветра какая-то соринка попала мне в правый глаз, и я едва не завопила от боли. Те, кто носят линзы, знают, что это жуткая пытка, сравнимая с инквизиторской. Надо срочно промыть линзу или, за неимением под рукой воды, расплакаться, выдавить посторонний предмет слезами.
Вообще просто так, на пустом месте разреветься – это не очень-то легко, в театральных вузах этому трюку даже специально учат. Надо вспомнить какое-то грустное событие из своей жизни, пожалеть себя, проникнуться драматизмом ситуации… Из своей жизни я ничего особенно грустного не вспомнила, зато стоило мне подумать о бедной Светочке Корягиной и ее маме, как слезы сами полились рекой. Соринка давно вышла, а я все плакала и плакала, никак не могла успокоиться.
Дверь в подъезд была открыта нараспашку, бригада таджиков заносила мешки со строительными материалами. На лифте, который они еще не успели занять, я поднялась на третий этаж и подошла к квартире.
Наклонившись к двери, я напряженно прислушивалась. Если на поминки Махнач мне удалось пробраться незамеченной, то здесь этот номер не пройдет. Кем мне представиться? Подругой? А если там уже собрался полный комплект подруг? Коллегой? А другие сотрудники соцзащиты не разоблачат самозванку? Или сказать, что я маникюрша, которая пришла почтить память своей лучшей клиентки? А если Юлия коротко стригла ногти и никогда не делала маникюр?
Меня удивило, что из квартиры не раздавалось никаких звуков. То ли дверь была со звукоизоляцией, то ли…
– Вы к кому? – вдруг спросили у меня за спиной.
Вздрогнув, я обернулась. Рядом стояла женщина – невысокая, темноволосая и смуглолицая, в кокетливой шубке из голубого мутона, больше подходящей для девочки-подростка, а не для тети сорока лет. Она тяжело дышала, очевидно, рабочие уже заняли лифт, и ей пришлось подниматься по лестнице.
Я выпалила первое, что пришло в голову:
– Я к Максиму Прудникову. Он ведь здесь живет?
– Здесь, но он в больнице, у него сердечный приступ. Зачем он вам?
– Хочу выразить соболезнования в связи со смертью супруги, – сказала я, надеясь, что сейчас меня пригласят на поминки.
Но женщина лишь протянула:
– А, понятно… Вы знали Юлю? Дружили с ней?
В ее тоне чувствовалась скрытая неприязнь.
– Не совсем, – уклончиво ответила я.
Тут совершенно некстати соринка опять зашевелилась в моем глазу. Очевидно, в первый раз она не выскочила, а только сменила месторасположение. Я скривилась от боли.
– Что с вами? – удивилась дама.
– Не обращайте внимания, – пролепетала я, – у меня это бывает. А когда Максима выписывают?
– Врачи не дают никаких прогнозов, но состояние тяжелое.
– Простите мое любопытство, а вы кем приходитесь Максиму?
– Я его сестра.
– Вас как зовут?
– Роза, – нехотя ответила женщина.
– Очень приятно, а я Людмила, можете называть меня Люсей.
Судя по тому, как Роза фыркнула, она никак не собиралась меня называть. В руках она вертела ключи, только разговор со мной мешал ей открыть квартиру.
В этот момент слезы хлынули у меня из глаз.
– Да что с вами?! Вы плачете? Вам плохо?
И здесь меня посетила гениальная идея.
– Да, мне плохо. Я люблю вашего брата.
– Максима! – ахнула Роза.
– Ну да, люблю с самой первой минуты, как увидела.
Роза смотрела на меня со смесью недоверия и восхищения, а я, заливаясь слезами, вдохновенно вещала в лучших традициях любовного романа:
– Был хмурый осенний день, я пришла в соцзащиту и вдруг увидела мужчину. Мужчина стоял ко мне спиной, я посмотрела на его затылок, и мое сердце забилось в сладостном волнении. Это он, поняла я, тот самый человек, который предназначен мне судьбой. Я буду любить его вечно, что бы ни случилось, даже если он не свободен.
– Ты его любовница? – деловито спросила Роза, переходя на панибратское «ты».
– Ну что вы, я люблю его издалека, молчу о своих чувствах. Я бы никогда не посмела разрушить чужую семью. Да и Максим, я в этом уверена, порядочный мужчина.
– Даже слишком порядочный, – странно усмехнулась собеседница. – А теперь что ты будешь делать? Когда Максим овдовел?
Под ее пытливым взглядом я смиренно ответила:
– Буду продолжать любить его на расстоянии. Женщина должна иметь гордость, ей не следует навязываться.
У нее словно камень с души свалился.
– Это правильно, не пара ты ему. Извини за прямоту, но я такой человек, что не буду ходить вокруг да около. Старовата ты для Максима. Ему нужна молодая девушка, которая сможет родить ребенка, и не одного, а лучше двух-трех. И потом, как у тебя с материальным положением? Судя по тому, что ты в соцзащите ошиваешься, не очень.
К тому же ты не мусульманка. Максим уже обжегся один раз, женившись на русской, больше такой ошибки он не допустит. Всем известно, что лучшие жены получаются из татарок.
Я тоже такой человек, что режу правду-матку в глаза собеседнику, и только сейчас поняла, что, возможно, не стоит этого делать.
– Полностью с вами согласна, – безропотно сказала я, – Максим достоин самого лучшего. Любая девушка посчитает за счастье выйти за него замуж.
Моя кротость растопила сердце Розы.
– А ты мне нравишься, – покровительственно улыбнулась она. – Ладно, проходи, поможешь разобрать вещи.
Вещи? Какие вещи разбирают на поминках? Или это какая-то мусульманская традиция?
