Наташа позвонила днем, около двенадцати. Они обменялись буквально парой слов и договорились встретиться через час у метро. Лифта долго не было, и Шилин решил пойти пешком. Он неторопливо спускался вниз по лестнице, рассеянно глядя перед собой. Внезапно взгляд его за что-то зацепился. Шилин вздрогнул и остановился.
На подоконнике лежал кусок стекла. Шилин некоторое время задумчиво смотрел на него, потом осторожно взял в руки, помедлил и аккуратно опустил себе в карман.
* * *
СЫН ЛЮЦИФЕРА. День 28-й
НОЖНИЦЫ
Испанская поговорка
Сенека, «Письма»
Лукреций.
— Ты меня любишь? — Ксюша так доверительно и ясно смотрела на Черновского, что у того захватило дух.
Господи, — подумал он, — за что Ты мне дал такое счастье? Я его недостоин! Спасибо Тебе, Господи! Я, наверное, самый счастливый человек на земле. Большего счастья смертный просто не в силах вынести!
Он хотел сказать все это Ксюше, как-то передать, объяснить ей это свое состояние, поделиться им с ней, попытаться выразить его! — но нужные слова, как обычно, не находились. Да и не существовало, наверное, в человеческом языке таких слов! Все, что приходило на ум, было бессильно и бледно.
Поэтому Черновский ограничился тем, что покрепче прижал жену к себе и нежно погладил по голове.
— Ну, скажи! — тихо шепнула она.
— Люблю, — пробормотал Черновский и поцеловал ее. — Конечно, люблю, ты же знаешь!
— А почему ты тогда мне об этом никогда не говоришь? — Ксюша чуть отодвинулась и с ласковой укоризной посмотрела Черновскому прямо в глаза.
— Разве? — опять поцеловал он ее. — Мне кажется, что я только об этом и говорю...
— Нет, — медленно покачала она головой. — Никогда не говоришь...
Черновский испытал приступ какого-то щенячьего восторга. Ему захотелось завилять хвостом и залаять. И потом лизнуть жену в нос, чтобы хоть так выразить переполнявшие его чувства.
— Милая!.. — с усилием начал он, мучительно подбирая слова. — Милая моя! Родная! Я люблю тебя так, как, наверное, никто в этом мире! Ты все, что у меня есть! Нет у меня никого: ни отца, ни матери — только ты! (Родители Черновского были вообще-то живы.) У меня даже Бога нет! Ты мой Бог.
В Библии говорится, что человек должен любить Бога больше всех: жены, детей, родителей. И что домашние его — враги его. Так вот, это не про меня.
Тебя я люблю больше всех! Больше Христа, больше всего на свете! Ты и есть мой Бог. Только ты! И другого мне не надо.
Ксения молчала. Черновскому показалось, что она даже слегка растерялась.
— А ты? — требовательно спросил он. — Ты кого-нибудь любишь больше меня?
— Глебушка, ты такие вещи говоришь... — неуверенно проговорила жена. — Это грех!..
— Нет, скажи мне! — Черновский и сам не понимал, что это на него нашло, но уже не мог остановиться. — Кого ты больше любишь: меня или Бога? Скажи! — решительно произнес он таким тоном, будто речь шла, по меньшей мере, о жизни и смерти. (Господи! Что за чушь я несу! — мелькнуло у него в голове.)
— Тебя... — благодарно прошептала жена и мягко прижалась к Черновскому всем телом. Черновский победно улыбнулся.
— «Они жили долго и счастливо и умерли в один день», — напыщенно продекламировал он. — И ничто нас не разлучит, никакие испытания! Ни Бог, ни Дьявол! Правда?
— Правда, — раздался в углу насмешливый мужской голос.
Черновский подскочил и вытаращил глаза. Ксения вскрикнула.
Рядом с кроватью сидел мужчина. Он возник из ниоткуда. Только что его не было, Черновский был готов в этом поклясться, и вот он внезапно появился. Вместе с креслом. И дорогим табачным дымом от сигары, которую он держал в руке.
— Что Вы здесь делаете? — сипло пролаял Черновский и даже сам удивился, что язык его говорит сегодня одни только глупости.
Мужчина расхохотался. По всей видимости, он подумал то же самое.
— Ладно, Глеб Ефимович! — наконец, небрежно махнул сигарой он. — Не будем терять времени. Вы вызывали дьявола, и вот он перед Вами.
— Я Вас вовсе не вызывал! — тут же тявкнул Черновский.
— Ну, упоминали, а это почти одно и то же, — мужчина иронически-снисходительно посматривал на Черновского. — Сказано же: не упоминай всуе... Ну, и так далее. В общем, не важно. Главное, что я уже здесь. Да Вы не бойтесь, Глеб Ефимович! — вдруг обратился он к Черновскому. — Расслабьтесь. Ничего плохого я Вам не сделаю.
Черновский не боялся. Он лежал и бессмысленно хлопал глазами, с трудом воспринимая происходящее. Он был в шоке.
— Так вот! — жизнерадостно продолжил мужчина и снова взмахнул сигарой. — Я просто случайно услышал Ваш разговор, и мне стало интересно. Даже захотелось Вам помочь! Не часто же встречаешь в наше время такую любовь. «Ни отца, ни матери!..» Гоголь! Андрей объясняется в любви прекрасной полячке! Впрочем, — мужчина перевел взгляд на Ксюшу и галантно ей улыбнулся. Та вздрогнула и еще крепче прижалась к мужу. — Ваша дама ничуть не хуже, уверяю Вас! Вы счастливчик, Глеб Ефимович. Право же, счастливчик!
