Оратор закончил свою речь следующей фразой:
–?Когда я за что-нибудь берусь, то не хочу, чтобы мои труды пропали даром. Я отвечаю за успех своего предприятия. После этого каждый займется своими делами. Я прежде всего начну хлопотать о своей свадьбе…
–?И о разделе состояния, не правда ли?
–?И о разделе также. Ну же, говорите «да», и кончено, — обратился Жозеф к матери. — Доброе слово не так трудно сказать.
Старуха сделала какой-то неопределенный жест и, поднимаясь со стула, проговорила:
–?Уже поздно. Пойдемте.
Марианна с младшими братьями пошла вперед.
–?Проклятая колдунья не захотела ничего обещать, — прошептала девушка близнецам. — Будем хорошенько за ней присматривать.
–?Когда же мы узнаем, где спрятаны деньги…
–?Разделим на троих, — решил Себастьян.
–?Да, на троих, — подтвердила сестра. — Наш брат Жозеф слишком алчен. Следует преподнести ему сюрприз.
И каждый подумал про себя: «Нет уж, все достанется мне одному, вот только от остальных избавлюсь».
Старший Арну со своей стороны размышлял, набивая трубку: «Главное — узнать, где спрятан клад…» Он высек огонь, трут начал тлеть. «И подумать только, — рассуждал он, размахивая трутом, чтобы тот лучше разгорелся, — подумать, ведь достаточно одной маленькой искры, которую я сейчас высек, чтобы сжечь дотла эту лачугу со всем, что в ней есть…»
Агнесса Шассар шла последней и, хмурясь, бормотала про себя:
–?Я их всех проведу. Никогда, никогда они не узнают… скорее сердце у меня вырвут…
Старуха замолчала. Что-то вроде улыбки мелькнуло на ее бесцветных губах.
–?Лекарство для Флоранс… а это идея!.. Но отчего же не подсолить и суп для всех?
XVII
Признание
А в это время в павильоне лесничего Филипп Готье уселся возле стола, на котором лежал конверт от маркиза дез Армуаза. Лампа ярко освещала его хмурое лицо; казалось, все шло своим чередом, но душу бравого жандарма теснило некое предчувствие, которое посещает иногда даже самых здравомыслящих людей. Это было словно предвестие какого-то большого горя.
Он уже говорил раньше, что боится вскрывать письмо, доставленное мэтром Антуаном Ренодо. Неизвестность пугала бывалого вояку. Наконец, он решился и сломал печать, а затем посмотрел на сестру. Молодая женщина стояла по другую сторону стола и ждала, бледная, как лист бумаги, который ее брат держал в своих дрожащих руках.
Поручик быстро пробежал взглядом первые строки послания. Затем вскрикнул и покачнулся на стуле. Дениза хотела было броситься к нему, но брат остановил ее повелительным жестом. Филипп провел рукой по глазам и, наклонившись над письмом, полностью погрузился в чтение.
Филипп внимательно вчитывался в написанное, обдумывая каждое слово и предложение, и на лице его отражались по очереди чувства сомнения, ярости и ужаса. Дочитав письмо до конца, он вскочил с места и сделал два шага к сестре. Затем протянул ей письмо и резко спросил:
–?Это правда?
Дениза опустила голову.
–?Правда ли это? Правда ли? — повторял брат все громче.
Молодой женщине нечего было ответить, и это молчание оказалось красноречивее любых слов. Из бледного лицо жандарма сделалось багровым. Глаза его блеснули мрачным огнем… рука вознеслась над виновной, и из груди страдальца вырвалось одно только слово:
–?Несчастная!
Дениза, безмолвная, рухнула на колени перед разъяренным братом. Но рука Филиппа медленно опустилась. Ноги его дрогнули, и, пятясь, он дошел до стула, на который тяжело опустился.
–?Sacrodieux! — пробормотал он. — Я предпочел бы получить двенадцать французских пуль в грудь, чем это страдание. — И голосом, полным отчаяния, добавил: — Маркиз дез Армуаз, вы спасли мне жизнь. Я пожалел и оставил в живых вашу любовницу. Теперь мы квиты.
Наступило гробовое молчание. Дениза рыдала, тогда как ее брат рвал на себе волосы.
–?Итак, этот эмигрант был твоим любовником?
–?Брат, он обещал стать моим мужем!
Филипп схватил письмо со стола:
–?Да, я знаю, он говорит об этом в письме, в котором сознается в своем преступлении…
Дениза подняла голову.
–?Тот, кого я любила, не мог лгать, — произнесла она сквозь слезы. — К тому же кто заставлял его обещать мне вернуться? Кто принуждал сознаться?..
Последовало минутное молчание, затем Филипп проговорил, словно обращаясь сам к себе:
–?Разумеется, тот, кто рисковал своей жизнью ради такого ничтожного существа, как я, не может быть клятвопреступником и негодяем… Хорошо, я верю, что маркиз дез Армуаз вернулся сюда, чтобы исправить совершенное зло… но к какому теперь средству прибегнуть, чтобы данное им обещание было исполнено?.. Он исчез, а позор остается при нас…
И в отчаянии достойный гражданин воскликнул:
–?О! И как отец не убил тебя!
–?Отец ничего не знал, он умер, благословляя меня.
Филипп облегченно вздохнул.
–?Встань, — сказал он.
Несчастная попыталась подняться, но слезы душили ее, и ноги не хотели повиноваться. Филипп, не глядя на сестру, протянул ей руку, которую бедная страдалица схватила и, несмотря на попытки брата освободиться, покрыла поцелуями и омочила горячими слезами. Поручик почувствовал, что сердце его забилось сильнее и на глазах показались слезы.
–?Брат мой! О, брат, — вскрикнула Дениза, — неужели ты никогда мне не простишь?!
Опять последовало молчание, которое Филипп нарушил словами:
–?Встань же, встань. Твои слезы терзают мне душу.
Девушка молча повиновалась. Усадив сестру, мужчина проговорил:
–?Я слишком люблю тебя, чтобы найти силы для наказания… Но, чтобы простить, я должен узнать то, что может послужить тебе оправданием. Я прочел признание виновного, теперь мне необходимо услышать признание его соучастницы. Говори же, — произнес он почти торжественно, — тебя слушает не судья, но брат. Расскажи мне подробности, назови мне причины, которые могут позволить тебе рассчитывать на мою любовь и на уважение честных людей.
И Дениза начала свое повествование об этом извечном союзе юности и любви, развязка которого во все времена одинакова. Она упомянула и о рождении ребенка, плода любви двух юных существ, разлученных изгнанием.
Не прерывавший до сих пор рассказа сестры, Филипп спросил:
–?А что дитя?
–?Дитя…
–?Я надеюсь, что Господь Бог был милосерден и ты лишилась его?..
–?Лишилась?!
–?Ты достаточно была наказана, ведь ребенок же не остался в живых, не правда ли?
Молодая женщина с удивлением взглянула на брата.
