Вечером не спали все врачи и священники станции: столько было раненых и убитых… да, это действительно было война…
…Дыру, оставшуюся от Оро, инженеры плавили буровыми лазерами, чтобы ни частички этой заразы не осталось на Эвангеле. А новости о событиях того дня в это время облетали мир, и не на шутку напуганные люди объявляли своим местным Оро войну… страшный это был день для всей Галактики… кровавый день…
Энна-Рика пролежала в госпитале две недели. Крош в ее палате просто поселился — не покидал ее ни днем, ни ночью: тут даже врачи, суровые и молчаливые Греи, смирились и поняли, что не выгнать им упрямого Каралайца.
Лечение осложнялось тем, что Хомо были нечастыми гостями в этой части Галактики, поэтому пришлось вызывать специалиста по ним, и он проводил лечение дистанционно — управляя медроботом через GN(Galaxy Net).
Как бы там ни было, Энна-Рику спасли, и как-то утром она открыла глаза и увидела перед собой Кроша, у которого от радости по щекам потекли слезы…
Но вернуть ее к жизни — это одно, а вернуть ей желание жить — совсем другое…
'Синдром Ренона прогрессирует,' — говорил спец по Хомо, глядя с экрана, как вянет и угасает Энна- Рика…
— Оро… я знаю, это все была ложь, иллюзии… — чуть слышно шептала она. — Но это было счастье… на час, на два… мой любимый… который на самом деле никогда меня не любил…
— Зато я тебя люблю, — сказал вдруг Крош-Крош и сам испугался что сказал… и встретил удивленный взгляд Энна-Рики, с которого спала мутная пелена.
— Удивление — первый признак жизни, — улыбнулся с экрана врач.
— Я люблю тебя, — повторил Крош. — И хочу всегда быть с тобой. Вечно… Я сделаю тебя счастливой. И я никогда не буду тебе врать… Поверь мне, иллюзорное счастье — ничто в сравнении с настоящим…
…Эта свадьба потрясла Галактику едва ли не больше мировой войны с Оро.
А что касается ученого мира, так там вообще началась какая-то эйфория: одни говорили о смешении рас, другие — о том, что синдром Ренона лечится…
— Знаешь, — в восторге говорил один медик-первокурсник другому, — мир стоит на пороге великого открытия! Синдром Ренона, этот бич Галактики, лечится! А значит, придет время, когда исчезнут войны, наркотики и прочая грязь, как уже исчезли Оро…
(28 августа 2003 г)
387. 29 августа 2003 г —Розовые очки
Детей интересует очевидное. То, о чем взрослые уже даже не думают и вопросами не задаются — что да зачем. Поэтому, если их спросить об очевидном, им очень тяжело ответить. Но приходится. Когда ребенок спрашивает, можно только наорать, чтобы не задавал глупых вопросов, или, напрягая мозги и подбирая слова, все-таки объяснить… второе сложнее…
Дэй был семилетний лохматый мальчишка с золотистыми волосами, и первый раз в жизни поехал с родителями на поезде в Южный Край. Они тихонько посмеивались, какой он сидел серьезный и сосредоточенный перед окошком. А он много о чем думал. И вопросов у него было столько, что они толпились на пороге сознания и сражались за право быть заданными. Наконец один, самый наглый, вырвался вперед:
— Мама, папа! — встрепенулся Дэй. — Почему мы всегда носим очки?! Все люди во всем мире носят очки! И всегда только розовые. Почему?
Озадаченные родители переглянулись. Повисла выжидающая тишина. Мальчик настойчиво ждал ответа.
Тогда отец сказал:
— Это долгая история, Дэй… Понимаешь, когда-то в этом мире людей вообще не было. Потом они прилетели и поселились здесь…
— Это я знаю! — гордо сказал Дэй.
— Хорошо… Так вот, сынок, мы здесь чужие, и мир этот для нас не совсем подходит. Здесь другой свет, и вообще все другое, совсем не как на нашей планете. А очки… ну… вот когда, бывали случаи, люди разбивали очки, они сходили с ума. Говорят, это из-за света. Очки такой вредный свет не пропускают.
Дэй опустил голову и задумался. Потом стал снова смотреть в окошко. За ним проносились залитые солнцем некошеные луга, а на горизонте голубели далекие горы. Над всем этим нависало безоблачное вечереющее небо…
…Дэй потрогал очки. Они даже не сдвинулись. Это раньше они просто крепились дужками или ремешком, а сейчас оправу клеили прямо к коже, чтобы надежнее защитить глаза. И все-таки одна мысль не давала ему покоя…
Он не успел ее до конца додумать, как поезд вздрогнул; Дэя по инерции перебросило через столик, и он врезался прямо в стену, а потом все затряслось и померкло…
…Катастрофа была ужасная. Столкнулись два поезда — товарняк и пассажирский. Первое, что увидели прибывшие спасатели — это лужицы крови, собравшиеся, словно вода после дождя, и оставшееся от поезда месиво, из которого предстояло вытащить людей…
Дэй не понял, что случилось. Больно не было — шок поглотил все эмоции и всю боль. Он заметил сначала, что глаза заливает красным, потом понял, что это кровь… а после — что очков на нем нет; их просто сорвало с лица…
Мальчик выбрался из-под тюков с бельем, которые защитили его от неминуемой гибели во время столкновения — иначе он был бы просто раздавлен, — выбрался наверх… и… не узнал своего мира…
Первым он увидел солнце. Оно висело на фиолетовом пыльном небосклоне булькающим комком раскаленной лавы, порой выбрасывающим длинные языки… То, что казалось лугами, было щербатой, как лик земной Луны, равниной, бледно-серой, в синих, словно трупных, пятнах.
…Вдали тянулась лента железной дороги, по которой шел поезд — железная многоножка с противным гибким телом, блестящим хитиновыми сегментами. Точно такой же многоножкой был и их поезд: разорванный, раздавленный, он лежал в середине старого кратера. Из брюха 'поезда' текла слизь, а голова еще жила и шевелила челюстями.
И вокруг умирающей многоножки суетились создания, лишь отдаленно напоминающие людей. А больше — зомби из кино. Такая же мертвенная грязная кожа, лохмотья одежды, слюнявые рты… и на лице каждого такого существа сияли розовые очки…
