401. 5 сентября 2003 г —Плато Небес
— Высокая она, эта гора… — Ленинджер бросил вниз камень и стал считать… — Вот: рухнешь — восемь секунд вниз лететь будешь. Хватит, чтобы всю жизнь вспомнить, да?
— Или научиться летать!.. — всплеснула руками маленькая Элина, радостно и мечтательно улыбаясь.
— Я об этом думал… — мрачно кивнул Ленинджер. — Пошли, долго спускаться еще…
Да, спускаться долго. Тут канатная дорога — туристы катаются. Сплошные охи и ахи со всех сторон… да еще и солнышко светит так весело… и снег блестит на дальних пиках…
На фоне всего этого великолепия семнадцатилетний Ленинджер кажется еще суровее…
Элина все равно радуется. Она только вчера приехала в гости к своему двоюродному брату Ленинджеру, который никогда не улыбается. Почему, Элина не спрашивала — привыкла, что он всегда такой; к тому же, Ленинджер при всей своей кажущейся суровости очень ласково относился к ней и любил свою маленькую сестренку, как бы там ни было…
— Госпожа Райя, ваш Ленинджер всегда такой?
— Да… с тех пор, как его отец разбился… он был альпинистом…
— Простите… я не хотел тревожить такие болезненные воспоминания… Простите…
Из окна, с балкона открывался отличный вид на гору. Иногда, что-то находило на Ленинджера, он сидел и смотрел в бинокль и будто что-то видел. Отвлечь его в такие моменты было почти невозможно.
Однажды мама спросила, на что же он смотрит. Сын молча протянул ей бинокль и показал на вершину горы, где, точно обломок кости, выдавался вперед кусок горного плато, которое Ленинджер именовал почему-то Плато Небес.
— Там ничего нет, — сказала мама.
— Если ты ничего не видишь, это не значит, что там ничего нет, — ответил Ленинджер неожиданно — и ему влетело за то, что эти слова прозвучали резко и грубо…
С тех пор он стал более замкнутым и с мамой почти не разговаривал… впрочем, как и с кем-либо еще.
Кроме Элины!
Когда она приезжала, Ленинджер будто оживал. Он начинал и разговаривать, и интересоваться чем- то помимо созерцания Плато Небес.
— Братик! Куда ты смотришь? — весело спросила однажды Элина.
— На гору, — ответил Ленинджер серьезно, но мягко.
— А что там?! — сестренка просто сгорала от любопытства.
Ленинджер с минуту помолчал: вспоминал тот случай с мамой и думал, стоит ли говорить… а потом молча вручил Элине бинокль и показал на Плато.
— Что ты видишь? — спросил он.
— Там человек в черном плаще, на самом краешке. Вниз смотрит, — сказала Элина. Ленинджер даже попытался улыбнуться, чего давно с ним не бывало. Просто на душе у него стало легко и спокойно… как у человека, которого поняли…
— Сейчас он прыгнет, — сказал Ленинджер.
— Но он же разобьется! — испугалась Элина.
— Нет, — уже по-настоящему улыбнулся Ленинджер, — смотри…
Человек разбежался и, раскинув руки, прыгнул в пропасть…
…восемь секунд… столько летит отсюда вниз брошенный камень…
Человек тоже летел… казалось, это было очень долго. Он падал — и ветер трепал за его спиной длинный тяжелый плащ, постоянно разворачивая его до совершенно невероятных размеров.
И, когда до земли оставалось где-то полторы секунды, произошло невероятное: единым взмахом за спиной человека взметнулись гигантские кожистые крылья, совсем как у дракона…
Они сделали несколько чудовищно сильных взмахов, поднимая крохотную в сравнении с ними человечью фигурку в синее безоблачное небо…
Он летел вверх и в даль, пока не превратился в черную точку и не исчез из виду…
— Та площадка, которую я тебе показывал — это взлетная полоса, — объяснил Ленинджер. — Завтра я так полечу, а ты будешь на меня смотреть…
…Крохотная фигурка брата прошлась по краю пропасти. Потом он отступил на несколько шагов, разбежался и прыгнул…
…Раскинув руки, он полетел вниз…
А Элина, замершая в ожидании, считала секунды…
'Раз…'
В голове почему-то мыслей у Ленинджера сначала вовсе не было — свист ветра в ушах заполнил все сознание, не оставив им места. К нему надо было привыкнуть…
'Два…'
'…Холодно,' — вот первое, о чем Ленинджер ясно и четко подумал…
'Три…'
Стало страшно — страх кольнул сердце и начал разгораться со страшной силой…
'Четыре…'
Ленинджер вспомнил о драконочеловеке, столько раз взлетавшем с Плато Небес до него, представил его так ярко, что этот образ вытеснил все, что было: и страх, и холод, и мысли… Осталась только Вера, непоколебимая, как монолит.
'Пять…'
Скучно… Ему казалось, что полет длится вечность.
'Шесть…'
