аквариума.
Я впервые в жизни купил себе престижную новую машину – Corvette. Вскоре после этого, мой брат Джон приехал в Лос-Анджелес, чтобы навестить меня.
“Вау, ты купил Корвет. Не привыкай тратить так много денег, а то они скоро исчезнут” – сказал он, поднимая бровь.
Мы, МакКэганы, росли с осознанием того, что мы не должны жить не по средствам. Никто из моих братьев и сестер не покупал автомобили или дома, которые они не могли себе позволить. Я был первым из нас – младшим ребенком в семье, который начал зарабатывать реальные, большие деньги, о которых никто из нас даже подумать не мог. И мой брат навестил меня.
К тому моменту, я думал, что моя жизнь уже практически стала странной. Но я не был готов к тому, что произошло одним ноябрьским днем 1988 года, когда я отправился в продуктовый магазин Ральфа в Laurel Canyon, чтобы купить пачку сигарет. Люди начали оглядываться, и внятно шептать: “Мать твою!” Люди ведут себя странно.
Затем от витрины с журналами подбежало пару человек, держащих стопку журналов, и кричащих мне: “Подождите, подождите, пожалуйста нас. Сейчас мы купим журналы, пожалуйста, распишитесь на них!”
Они положили журналы на кассу, прямо передо мной. Guns N’ Roses были на обложке Rolling Stone. Я смутно вспомнил это интервью для Rolling Stone, проходившее во время совместного тура с Aerosmith, и вроде, кто-то сказал мне, что журнал изменил свое мнение, и решил поставить нас на обложку вместо Aerosmith, как было задумано изначально. Но должно быть, я забыл об этом.
Нахождение на публике с тех пор означало истерию.
С того момента, как Appetite забрался на вершины чартов, лэйбл собрал наши акустические песни, а также песни с Live! Like a Suicide, и выпустили их как мини-альбом Lies, который вышел в конце 1988 года и присоединился к Appetite, попав в топ-5, спустя несколько недель после того, как мы появились на обложке Rolling Stone.
Текст Эксла к песне “One in a Million” сразу же привлек внимание. Пресса клеймила нас чем-то вроде домашней группы Дэвида Дьюка (американский политик и публицист, известен как правый националист, расист и отрицатель Холокоста – прим. пер.); Я слышал что Ку-клукс-клан или какая-то фракция клана, стали использовать эту песню, как призыв к войне. Я оставался при своем мнении об интерпретации песни и о концепции Эксла. Искусство не понимали во все времена. Тем не менее, я чувствовал себя неловко в результате этого непонимания. Я всегда смотрел на своего старшего зятя Декстера, который был женат на моей сестре Кэрол. Декстер был чернокожим, с татуировкой черной пантеры на левом предплечье. Когда в семье есть такой человек, это значит, что для вас не должно быть никаких различий между черной и белой кожей. Дети Кэрол и Декстера – два моих племянника, наполовину черные. Или на половину белые? И по возрасту, мы были почти ровесниками, мы все росли вместе. Теперь, я волновался о том, что они могут подумать обо мне, моей группе, и всех спорах, которые кружили вокруг песни.
До выхода Lies, Дэвид Геффен, глава лейбла, включил нас в благотворительный концерт в Нью- Йорке, целью которого был сбор средств для исследований СПИДа. В песне “One in a Million,” Эксл использовал одно из оскорбительных слов – педики. И опять же, я чувствовал, что он использовал это слово в знак осуждения людей, взгляды которых позволяют им использовать такие выражения, а не в поддержку подобного поведения. Даже если так, посыпались нападки в адрес нашего благотворительного выступления, рассмотренного как акт протеста.
Мы были счастливы уйти от споров по поводу песни и закончили 1988 год, впервые выступая хедлайнерами на концертах в Японии, Австралии и Новой Зеландии. Когда мы уезжали из Японии, промоутер в качестве подарка вручил каждому по камере. Я никогда еще до этого не прилетал домой с чем- то. Когда мы дважды возвращались из Англии, у нас было недостаточно денег, чтобы купить что-нибудь. Так что было вполне очевидно, что я не заполнял никаких деклараций или таможенных листов. В этот раз у меня с собой была камера, и Я не знал, что ее надо задекларировать, в конце концов, это был подарок. Мы возвращались домой, в США, в декабре месяце, и местом, откуда мы возвращались, были Гавайи, аэропорт Гонолулу. Конечно же, ни для кого не было сюрпризом, что кучка молодых, неряшливых (и, конечно же, пьяных) рок-н-ролльщиков не прошли через скоростную полосу на таможне. После того, как таможенник осмотрел мою сумку, он вытащил новенькую камеру. Он спрашивал, где я взял это.
Все еще находясь в алкогольном опьянении от водки, которая была для меня обязательным средством во время перелетов, Я решил, что будет лучше, если Я скажу, что эта вещь у меня была все время. “Купил ее в Лос-Анджелесе”, – сказал Я офицеру.
Тогда таможенник стал осматривать ее, чтобы узнать, что написано на самой камере. “Постой-ка, это японская вещь” – сказал он.
Когда стало ясно, что таможенники конфискуют мою камеру, Я взял ее в руки, размахнулся и разбил ее о землю так сильно, как только мог. Даже 25 лет спустя, Я все еще пытаюсь добиться того, чтобы этот инцидент был вычеркнут из моего паспортного файла.
Мэнди и Я вернулись в Сиэтл на Рождество в том году. Я повредил мой большой палец в конце нашего тура по Азии. Несчастный случай. У моего бас-гитарного техника, МакБоба диагностировали рак, и ему пришлось отправиться домой на лечение. Я взял на замену другого техника – Скотта - на званый вечер в Сиднее, где мы получили награду “Австралийский золотой диск”. У меня уже было пару премий золотого диска, так что я отдал одну Скотту. Мы “давали пять” и мой большой палец неловко ударился с его рукой. К вечеру палец опух, так что мне пришлось приклеить свой медиатор клейкой лентой к пальцу на последние два концерта Азиатского тура, потому что Я не мог его держать. В Сиэтле муж моей сестры, врач, вправил мне его назад. Назад в Лос-Анджелес я летел в гипсе.
Нет способа подготовиться к тому, как странно и не комфортно ты себя чувствуешь, будучи постоянно узнаваем. Нельзя научиться контролировать эти чувства. В один день вы можете появиться в продуктовом магазине, чтобы купить пачку сигарет, в следующий раз истерика начнется, как только вы преступите порог двери. В теории, деньги начали открывать для моего мира безграничные возможности. На самом деле, мне стало казаться, что мой мир начал сужаться, так как мест, где Я мог появиться, не привлекая особого внимания становилось все меньше и меньше. Я начал чувствовать себя как животное в зоопарке: царь джунглей, запертый в клетке.
Поначалу, Я не знал, как с этим справиться – моя жизнь была просто выставлена напоказ. Мне никогда не приходило в голову провести границу между личной и публичной жизнью. Я не знал, как жить двумя раздельными жизнями. Моя жизнь все время была на виду у публики. Ощущение того, что Я пребываю в аквариуме, нервировало меня. Если бы я знал все сплетни о себе, Я бы наверное купил дом в Сиэтле и оставил бы эту квартиру в Лос-Анджелесе. Это имело бы здравый смысл, но Я отказался, так как речь шла о нашей группе, о нашей банде, мы должны были выходить на сцену каждую ночь, чтобы покорять и ошеломлять. Даже в нашем городе. Мы владели теперь домами на холмах, но все еще жили так, словно мы все еще ночуем в переулке Gardner, все еще боремся, чтобы уцепиться за нижние ступени социальной лестницы. И если это означало потасовки и драки в баре, значит, так тому и быть. Если это означало, что я должен использовать мой гипс как оружие, так тому и быть. Так мы и жили.
Я думал, что моя жена станет моей связью с нормальной жизнью. В качестве примера, я смотрел на то, как мои братья и сестры живут в крепком браке. Мои взгляды на то, каким должен быть брак были всегда романтическими и идеализированными, вплоть до улыбающихся детишек. Мэнди и Я купили новый дом для той идеальной семейной жизни, которую мы себе представляли. Мы купили желтого лабрадора, которого звали Хлоя. Мы даже выложили кирпичную дорожку перед домом, чтобы придать ему идеалистический вид. Я сделал это сам.
Но то, что должно было стать источником стабильности, не оправдало себя. На самом деле, с того момента, как мы поженились, наши отношения полностью изменились. Когда я был дома, отношения постепенно ухудшались. Думаю, если бы Я рассуждал более хладнокровно, и подключил аналитическое мышление, я бы понял, что этот брак не продлится долго. Но Я не мог поверить, что это случится так быстро. На данный момент Я оставался верен ей или, точнее, тому, какими были наши отношения за год до свадьбы.
В любом случае, нечего волноваться, я всегда мог обратиться за помощью к моей группе. Guns N’ Roses все еще оставались важной частью жизни для каждого из пяти участников группы. По крайней мере,
