Кстати, руководитель ликвидационной комиссии «Чары» г-н Михневич беседовал по этому поводу с атташе посольства США, и тот заверил, что будет способствовать возвращению этих денег, — если, конечно, российская сторона обратится на официальном уровне и представит соответствующие документы. Пока же, по словам дипломата, никаких запросов, как ни странно, не было.

Впрочем, даже к тем активам «Чары», что не пропали бесследно, подступиться оказалось не так-то просто. Например, очень трудно было доказать, что здание на Пречистенке (д. 24) построено на деньги вкладчиков. Что Агроуниверсалбанк, Моби-банк, «Славянский дом» и «Чара-холдинг» должны вернуть (положить на ликвидационный счет) кредиты, взятые у «Чары» незадолго до ее банкротства.

Еще до сентябрьского кризиса конкурсный управляющий заявил, что при самом удачном раскладе москвичи, вверившие «Чаре» около 452 миллиардов рублей, могут получить обратно разве что по 30 копеек с каждого вложенного рубля. Понятно, что после того, как снова раскачался маховик инфляции, надежды обманутых вкладчиков на хоть какую-нибудь компенсацию тают буквально на глазах.

Цена раскаяния — 2 миллиона долларов

Понимая, насколько проблематично обеспечить возврат «беглых» капиталов, следователи стараются убедить мошенников по доброй воле возместить причиненный ими ущерб. Как ни странно, иногда это удается. Один из любителей фальшивых авизо, который к моменту ареста успел переправить деньги в Сингапур, добровольно — в обмен на изменение ему меры пресечения и под честное слово следователя, что тот будет хлопотать о снижении срока наказания, — вернул 2 миллиона долларов. Деньги проделали сложный маршрут из Сингапура в США, из США на счета московской фирмы, оттуда — на депозитный счет МВД. Характерно, что все эти операции предприниматель организовал, не выходя из камеры.

Больше всего следователи волновались, что суд не примет во внимание добровольную помощь бизнесмена. А такое вполне могло случиться: российское уголовное право не предусматривает так называемую сделку с правосудием — документально оформленный договор между обвинением и обвиняемым, где оговариваются обязательства обеих сторон. По мнению генерала Титарова, с введением у нас этого института возврат денег мог бы значительно упроститься.

К счастью, история с раскаявшимся бизнесменом закончилась благополучно: суд вынес обвинительный приговор, но с отсрочкой исполнения наказания. Однако далеко не все надеются на благородство отечественной Фемиды. Например, расследуя дело Ангелевича (аферы Монтажспецбанка), сыщики получили данные о его заграничных счетах, в частности в Швейцарии. Сделали запрос, — и пришел ответ: счета обнулены. Вероятно, опытный банкир позаботился о том, чтобы в случае форс-мажора доверенные лица имели возможность его деньги обналичить. И сделали это оперативнее, чем правоохранители с их волокитой по утверждению международных запросов о правовой помощи.

Процедура возврата средств могла быть ускорена, если бы в западных странах у МВД были свои представители — офицеры связи. Пока они работают лишь в нескольких российских посольствах: в США, Англии, Бельгии, Болгарии, Польше и на Кипре. В 1998 году офицер связи появился и в Израиле.

Последнее весьма актуально: израильтяне весьма неохотно расстаются с переправленными к ним капиталами. Так, суд Иерусалима признал Григория Лернера виновным в хищении нескольких десятков миллионов долларов из российских банков. Однако, о возврате денег в Россию речь на суде даже не заходила. (Подробнее об этом мы рассказали в главе «Григорий Лернер: жизнь и тюрьма».)

И здесь мы подходим к главной проблеме. Дело в том, что большинство стран, где прячут деньги аферисты, на самом деле вовсе не обязаны отвечать на наши запросы и тем паче возвращать деньги. Потому что с государствами, которые мы в свое время относили к «капиталистическому лагерю», за все годы «либеральных реформ» наши руководители так и не удосужились заключить договора о правовой помощи. А без таких договоров помощь в возврате средств может оказываться только по доброй воле и за какие-то ответные услуги. А может и не оказываться.

Генерал Титаров считает, что чем быстрее мы заключим такие двухсторонние соглашения, чем детальнее в них будет прописан механизм возврата денег, чем полнее в нем будут учтены интересы потерпевшей стороны (например, может быть включен пункт, что судебные издержки не должны покрываться за счет потерпевших), тем быстрее будет запущен механизм реального возврата «беглых» капиталов.

Парадокс еще и в том, что гораздо легче отыскать где-нибудь на Сейшелах похищенные у нас деньги, чем найти в России ответственных за их возврат. Казалось бы, — коль скоро возврат происходит по решению суда, именно он должен контролировать исполнение. Это было бы, кстати, более понятно иностранцам. Но в реальности у наших судов нет даже средств для перевода многостраничного приговора на язык той страны, куда он должен пересылаться. В итоге судьбу похищенных средств приходится отслеживать все тем же милицейским следователям, — если, конечно, у них хватает на это сил и времени.

С другой стороны, в Генпрокуратуре есть Международно-правовое управление, отвечающее за внешние сношения. Но при ближайшем рассмотрении выясняется, что оно ведает исключительно выдачей преступников и денег из России. Экстрадицию в обратном направлении курируют сразу три подразделения Следственного управления Генпрокуратуры. Но их специалисты только помогают готовить необходимые документы, — а вовсе не отвечают за возврат средств.

Но, похоже, эта ведомственная разобщенность никого не волнует. Наши политики лишь на словах проявляют интерес к сообщениям о незаконно вывезенных и оказавшихся на заграничных счетах миллиардах долларов. На деле же российские власти предпочитают вести переговоры не о взаимной правовой помощи, а об односторонних финансовых инъекциях.

Счета предержащие

Исключение, ставшее правилом

Как известно, понятие коррупция произошло от латинского слова corruptio (подкуп) и означает преступление, заключающееся в прямом использовании должностным лицом прав, связанных с его должностью, в целях личного обогащения. В энциклопедическом словаре, дающем такое толкование, речь идет о каком-то одном, конкретном преступлении. При более широкой трактовке этого слова говорят о явлении, о недуге, в той или иной степени поразившем бюрократические элиты всех стран и наций. Но в любом случае речь идет о некоем позорном отклонении от нормы, о чем-то таком, что существует наряду со здоровым, нормальным, естественным. Об исключении из правил.

Не то в России. Здесь коррупция не разъедает государственную систему, а, скорее, является сутью этой системы. Здесь коррупция не альтернатива — но основа основ, не опухоль на теле — но само тело, не препятствие на пути общественного развития — но само средство производства. Точно так же, как российская армия не может существовать без дедовщины, — поскольку дедовщина является тем китом, на котором наша армия стоит, необходимым условием ее существования, — так и государственная система нашей страны немыслима без того, что на Западе называют коррупцией. Шестеренки отечественной экономики вертятся исключительно за счет бесконечных «смазок» — открытия ответственным людям заграничных счетов, строительства особняков, приобретения роскошных лимузинов…

Нет, здесь не отдельные случаи подкупа, не круговая порука нескольких взяточников, — но прочно выстроенная система перераспределения материальных ресурсов страны. Система, при которой параллельно существуют два равновеликих финансовых потока: один — направленный на удовлетворение

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату