собственная голова осталась обделенной. Изумившись такому чуду, Ахмед изъявил желание немедленно креститься, что и было тайно совершено над ним одним из священников.
Некоторое время будущий мученик оставался тайным христианином. Это явление имеет свое оправдание и в Писании: И сказал Нееман: если уже не так, то пусть рабу твоему дадут земли, сколько снесут два лошака, потому что не будет впредь раб твой приносить всесожжения и жертвы другим богам, кроме Господа; только вот в чем да простит Господь раба твоего: когда пойдет господин мой в дом Риммона для поклонения там и опрется на руку мою, и поклонюсь я в доме Риммона, то, за мое поклонение в доме Риммона, да простит Господь раба твоего в случае сем. И сказал ему (Елисей): иди с миром. И он отъехал (4 Цар. 5, 17–19). Из Нового Завета в этой связи можно вспомнить фарисея Никодима.[223]
Тайных христиан как среди мусульманских сановников[224] (в том числе даже мулл), так и среди простого населения было очень много. На протяжении многих лет они приходили в «мечеть Айа-Суфия» и ежедневно тайно творили христианские молитвословия.[225] Тайные христиане существуют в странах мусульманского мира и сейчас, так же как существуют и христиане явные, в том числе и обращенцы, подчас несущие годами подвиг исповедничества. Все, о чем мы здесь говорим, до сих пор является реальностью в ряде стран.[226]
Итак, какое-то время святой Ахмед остается тайным христианином. О том, что происходило с ним в этот период, житие не сообщает. Можно с большой долей уверенности предполагать, что его любовь к русской христианке, явившейся причиной его прихода в Церковь, теперь, при единстве веры, стала неизмеримо возвышеннее и чище, и отношения их не могли не перейти в связи с этим на качественно новую ступень. Можно также с не меньшей степенью вероятности предполагать, что святой имел за этот период несколько тайных встреч с духовником церкви, где его крестили, для наставления в законе христианском. Вряд ли этих встреч было много, и скорее всего его знания о христианстве ограничивались лишь самым необходимым минимумом. Но его вера имела в основании своем прочный камень опыта истинного богообщения, и при посредстве благодати Божией происходило его духовное возрастание в мужа совершенна (Еф. 4, 13). Как сказал один православный татарин, свидетельствуя о собственном опыте, для человека, которого Господь привел чудесами в Церковь, уже не может стоять вопроса о возвращении обратно.
Период тайного христианства Ахмеда продолжался до тех пор, пока однажды во время обеда, на котором присутствовал и святой, вельможи не стали спорить, что превыше всего.
Один сказал, что самое великое дело — иметь мудрость, другой сказал, что это — женщина, третий — что река молока, иначе это не было бы названо в Коране удовольствием для праведных в раю. После всех очередь дошла до Ахмеда — и все взоры устремились к нему. Тогда он неожиданно для всех громко объявил:
— Превыше всего вера христианская.
— Уж не христианин ли ты? — спросил с улыбкой один из сидящих.
— Да, я христианин, — медленно, спокойно и внятно ответил святой, и улыбка сползла с лица вопрошавшего.
В этом поступке святого Ахмеда больше всего пленяет то, что как раз в той ситуации исповеднический путь не был единственно возможным способом остаться христианином (как, например, в случае со святым Константином). Вполне можно было отшутиться, перевести разговор на другую тему и тому подобное. Но святой услышал в таком именно стечении обстоятельств призыв, обращенный лично к нему. Это очень важно — постоянно слушать и, главное, уметь вовремя услышать в повседневных рутинных событиях призывающий голос Бога. А услышав призыв, ответить на него: «Вот я». Это, по существу, и есть то самое постоянное бодрствование, к которому призывает апостол Петр (см.: 1 Пет. 1, 13; 5, 8).
И святой Ахмед ответил — и пошел до конца и принял мученическую кончину 3 мая 1682 года в местечке под названием Каямбан-Баши. Святый мучениче Ахмеде, моли Бога о нас!
Святой Омир[227]
Герой нашего следующего рассказа был также по происхождению турок и жил в той же столице Оттоманской империи за сто лет до святого Ахмеда и за 250 до святого Константина.
Вот уже более ста лет владели турки Константинополем. Исчезла великая Византийская империя, осталась грекам лишь святая православная вера да один залог спасительности ее на земле — чудо схождения благодатного огня. Это чудо известно с древнейших времен: самые ранние христианские упоминания о нем мы находим в IV веке, нехристианские — с IX (арабские историки Масуди и Бируни).
Это чудо совершенно просто и в то же время совершенно необъяснимо законами природы, неподвластность которым и характерна для всякого чуда: из года в год, из века в век каждую Великую субботу от Гроба Господня в Иерусалиме в руки православного патриарха сходит необычный огонь, который патриарх на свечах передает молящимся в храме. Огонь этот обладает особыми свойствами: первые несколько минут после схождения он совершенно не обжигает даже ткань и волосы. После этих нескольких минут пламя приобретает свойства обычного огня. Благодатный огонь — это чудо тихой радости всего православного мира, явственный знак от Господа, что Он — с нами.
Но однажды, в правление султана Мурада Правдивого, в 1579 году армяне-монофизиты подкупили иерусалимского пашу, чтобы он позволил им одним быть в храме Воскресения Христова в Великую субботу. Паша позволил. Православные не были допущены внутрь храма и вместе с патриархом Софронием IV стояли на площади, перед закрытыми вратами храма, молясь со слезами и сокрушенным сердцем и смиренно надеясь принять благодатный огонь хотя бы из рук еретиков-монофизитов.
За всем этим наблюдали янычары, расставленные всюду в большом количестве для предотвращения возможных беспорядков. Рядом с храмом Гроба Господня стоит здание примерно той же высоты. На веранде верхнего этажа этого здания нес сторожевую службу турецкий офицер Омир со своими солдатами.
Тот апрельский день был чистым и ясным. Текли часы. Уже давно прошло время, когда обычно сходит благодать, но в этот раз ее все не было. Армяне долго ожидали чуда, тщетно католикос усердно молился перед Гробом — божественный огонь не сходил. Вдруг раздался громовой удар. Одна из мраморных колонн храма треснула, и из этой трещины брызнул огонь. Православный патриарх, молившийся перед храмом, встал и зажег свои свечи, а от него получили благодатный огонь все православные и все пришедшие в храм.
Все обрадовались, а православные арабы от радости стали прыгать и кричать: «Ты единый Бог наш, Иисус Христос! Одна наша вера истинная — вера православных христиан!». Они бегали по всему Иерусалиму, поднимая шум и крик. Турецкие воины, стоявшие на страже и видевшие это чудо, удивились и ужаснулись. Все пришли в замешательство. В этот момент Омир громко воскликнул: «Велика православная вера, и я — христианин!». В один миг исказились злобой лица сослуживцев и подчиненных, они бросились на него, но Омир смело спрыгнул вниз к христианам с высоты более десяти метров. Удивительное бесстрашие, свойственное всем мученикам и исповедникам Христовым, — свидетельство истинного уверения, ибо дает Бог уверовавшим духа не боязни, но силы и любви (ср.: 2 Тим. І, 7).
Приземлившись, Омир чудесным образом остался невредим. Уже внизу соплеменники схватили его и без долгих рассуждений отсекли ему голову, опасаясь, чтобы его примеру не последовали другие; и тело святого мученика, крестившегося в своей крови, сожгли тут же, на площади перед храмом.
Православные собрали пепел и кости святого Омира, положили их в раку и поставили в женском монастыре Введения во храм Пресвятой Богородицы, где они и находятся до сего дня, источая дивное благоухание.[228]
Рассеченная же мраморная колонна храма с оплавленными краями стоит так и до сего дня на всеобщее обозрение как явственный знак силы Божией, являемой единой вере истинной — православной.
Святый мучениче Омире, моли Бога о нас!
