повесился… в тюрьме, — тихо сказала Ларк. Она впервые произнесла это вслух. — Поскольку у него не было наследника мужского пола, меня выгнали, и имение вернулось в казну. Я продала все, что у меня было: одежду, драгоценности, личные вещи. Но этого не хватило, чтобы заплатить долги, поэтому меня посадили сюда за оставшиеся несколько сотен фунтов.
— Последние расписки у кредиторов или у карточных партнеров?
— У игроков и у приятеля, которого он пытался обокрасть.
— И они не поступили с вами, с ни в чем не повинной леди, понесшей тяжелую утрату, как джентльмены?
— О, у них были идеи на тот счет, как я могу расплатиться, если вы меня понимаете. Так что я с радостью отправилась сюда.
— Простите, — выдохнула Агнес. — Я не хотела тревожить тяжелые воспоминания… я только хотела предложить дружбу. У вас такой несчастный вид, и я видела, что случилось с вами вчера, когда эти три потаскухи забрали ваши вещи.
— Нет-нет, мне необходимо было все рассказать, — ответила Ларк. — Мучительно держать это в себе. Нужно было выговориться, чтобы пережить это и идти дальше. Но я сомневаюсь, что когда-нибудь смогу оставить все позади. Не после этого, — горько добавила она, с дрожью оглядывая обитателей тюрьмы. — Я рада, что вы проявили инициативу и предложили дружбу.
Упоминание о вчерашней стычке напомнило Ларк о таинственном джентльмене. Его будоражащий аромат вдруг защекотал ей ноздри, забивая запахи тюремного двора. Она вновь пережила прикосновение его сильной руки и его пристальный взгляд. Невозможно описать, какой эффект произвел на нее этот мужчина.
— И за вас некому вступиться? — спросила Агнес, прерывая ее грезы. — А как же свет? Наверняка кто-нибудь…
— Всему виной воровство моего отца, не говоря уже о самоубийстве, — коротко ответила Ларк. — Большая часть расписок у его друзей из высшего общества. Многие потеряли значительные суммы. После его смерти меня стали избегать все наши так называемые друзья, и я уже сказала вам, что было на уме у остальных. Многие могли бы прийти мне на помощь, хотя бы морально поддержать, но не нашлось ни одного желающего рискнуть. Я стала парией и едва ли могу их винить.
— Должно быть, трудно было пережить все это в полном одиночестве.
— Хуже не придумаешь… Для меня это было ударом. Я была совершенно не готова. Как и отец, я принимала неправильные решения и продала имущество слишком дешево. Я опрометчиво доверяла поверенным, которых интересовала только плата за их работу. Об этом они заботились, бросив остальные дела на произвол судьбы. Они обманывали меня, когда я была оглушена ударом, горем и позором. Я, возможно, действовала бы разумнее, имей я порядочных советчиков.
— Я знаю, как пагубен плохой совет, — сказала Агнес. — Я была замужем и делала шляпки у нас дома в Шропшире. Потом советчики убедили моего мужа заложить нашу ферму и дом и открыть мне настоящее дело. Я боялась рисковать, но Тимоти, мой муж, решил, что это прекрасная идея. Год спустя Тим умер от сыпного тифа, и я оказалась в долгах. Теперь я пытаюсь расплатиться, делая шляпки для светских модниц здесь. Ба! Они скорее умрут, чем признаются, что их прекрасные головные уборы прибыли прямо из Маршалси. Да они лучше язык проглотят. Я получаю от этого некоторое удовлетворение.
Ларк слушала вполуха. Оборванный денди бесцеремонно пялился на нее из дверного проема четвертого номера. Он смотрел на нее в грубой и вульгарной манере. Ему было слегка за тридцать. Неопрятный, отличавшийся мрачной красотой, он был явно не джентльмен, судя по замашкам. Ларк почувствовала себя неловко, и через минуту Агнес тоже повернулась к мужчине.
— Ах, он! — проворчала она. — А я-то думала, что вас внезапно отвлекло. Не обращайте на него внимания, миледи. Не позволяйте смазливой физиономии одурачить вас. Если его послушать, он Эндрю Уэстерфилд, второй сын графа Стептона, из Корнуолла. Как бы то ни было, он записной повеса и ни одной юбки тут не пропускает. Лучше держитесь от него подальше. Собственный отец не стал ему помогать и не заплатил долги. Уж поверьте мне, от него одни проблемы.
— Я так и собиралась сделать, — пробормотала Ларк — У меня от его взгляда мурашки по коже ползут. — Отведя взгляд, она повела Агнес в свою камеру. — У меня нет угля, чтобы приготовить «использованный» чай, как называет его Тобиас, но у меня есть немного еды. Мы можем вместе перекусить. Согласны?
— Еще как, — ответила Агнес. — У меня есть уголь, я могу поделиться. Сейчас принесу. Спасибо, миледи.
— Ларк, — поправила она. — Если мы друзья, вы должны называть меня Ларк[1].
— Как птицу?
— Как птицу, — подтвердила Ларк.
Даже повернувшись спиной, она чувствовала на себе взгляд мужчины. Краем глаза Ларк заметила, как он повернулся вслед за ними, и вздрогнула.
— Незаметно посмотрите, Уэстерфилд все еще наблюдает за нами? — шепотом спросила она.
— Да. Развязный тип. Не обращайте на него внимания, миле… Ларк. Я видела, как сегодня утром он мило болтал с тремя воровками, забравшими ваши вещи. Помните, что я сказала: не доверяйте ему.
Когда Агнес вернулась с углем, Ларк организовала приличный стол. Они только начали разжигать чадящую печь, как стук в дверь, которую они оставили открытой, чтобы выпустить дым, заставил их обернуться.
На пороге стоял Эндрю Уэстерфилд.
— Полагаю, это принадлежит вам, леди Эддингтон, — сказал он, шагнув из темного коридора в полосу падающего из окна света. С невозмутимой дерзостью Уэстерфилд поднес ее одежду к носу и глубоко вдохнул.
Вблизи он казался еще более обносившимся. У Ларк перехватило дыхание. Она выхватила у него одежду и прижала к себе. Платье было измято и потрепано, пелерина вытянута, мантилья вся в пыли. Одежда была ненамного лучше, чем надетое на ней перемазанное углем порванное платье, но это было все, чем она обладала.
— Спасибо, сэр, — выдохнула она. — Я у вас в долгу.
— Этого-то он и добивался, — сурово бросила Агнес. С трудом переводя дух, в комнату влетел Тобиас.
— Я заметил, что ты вошел сюда, Уэсти! — выпалил он. — Ты соображаешь, что делаешь? Ты знаешь правила. Выходи!
— Я просто возвращаю леди ее вещи, — сказал Уэстерфилд.
— Я мог бы сообразить, что это твоих рук дело, — ответил Тобиас.
— Вовсе нет, старина, — возразил Уэстерфилд. — Веши украли Элис, Мэгги и Мод. Я просто возвращаю их.
— Вон, я сказал! — рявкнул Тобиас, схватив его за руку.
— К вашим услугам, миледи, — щелкнув каблуками, поклонился Уэстерфилд.
Мужчины ушли. Ларк заперла за ними дверь и упала на матрас, все еще прижимая к груди свои вещи.
— Это все? — спросила Агнес, кивнув на одежду.
— Да, — ответила Ларк. — Все, кроме гребня из китового уса. Что вы имели в виду, когда сказали, что Уэстерфилд этого и добивался?
— Я говорила вам, что видела его с этими тремя девицами. Я видела, как он глазел на вас, когда Тобиас привел вас сюда вчера. И готова последний грош поставить, что он организовал ограбление, подкупив этих вертихвосток, чтобы стать вашим спасителем, а вы бы оказались именно там, где вы сказали: «у него в долгу». Этот тип никогда ничего не делает без причины. Говорила я вам, не доверяйте ему. Помните мои слова и будьте начеку.
Несколько дней Ларк не покидала своей комнаты, опасаясь новых инцидентов. Ее окно выходило во внутренний двор, и Эндрю Уэстерфилд, стоя в дверях своей камеры, не сводил пристального взгляда с ее
