всегда были близки.
— Уилл Боулз очень удачливый молодой человек, — заметила Ларк.
— Это я удачливый, — сказал Кинг. — Если бы не Уилл, я бы сейчас с тобой не разговаривал. Если бы не его сообразительность, когда меня выбросило на берег к его ногам, то я бы сейчас лежал на кладбище.
Ларк не хотела думать об этом. Она вздрогнула, и Кинг обнял ее.
— Я беспокоюсь о твоей руке, — призналась она, уткнувшись ему в грудь. — Нужно наблюдение хирурга.
— Фрит лучше любого хирурга, — ответил ей муж. — Он очистил и забинтовал рану. Инфекции нет. Я знаю, что ты тревожишься за меня, и еще больше люблю тебя за это, но этот поединок — дело чести, Ларк. Я не могу отказаться. Я это переживу. Чтобы сразить Уэстерфилда, мне эта рука не понадобится.
— Он не заслуживает чести, — спорила Ларк. — Тебе нужно было отдать его в руки стражников. Лихорадка поставит тебя в невыгодное положение.
— Нет, если ты уменьшишь ее, любимая, — проговорил Кинг.
Оберегая раненую руку, он приподнялся на локте и потянулся к груди жены, дразня сосок, тут же поднявшийся навстречу его шелковистому языку. Ларк стонала, выгибаясь навстречу ему, когда его рука исследовала изгибы ее тела, словно запоминая каждый дюйм. У нее перехватило дыхание, когда Кинг сомкнул ее ладонь вокруг его взметнувшегося копья.
— Это единственная лихорадка, о которой тебе нужно беспокоиться, — прошептал он ей на ухо, потом припал губами к ее рту и вошел в нее.
Усталость убаюкала их, и они ненадолго заснули в объятиях друг друга. Кинг сдался первым. Ларк наблюдала, как играют на его лице блики света. Тени еще больше удлиняли и без того длинные ресницы. Какая женщина им не позавидует? Она вслушивалась в его хриплое дыхание, пока оно не стало наконец спокойнее. Грудь вздымалась и опадала уже не так часто, а сердце под ее ухом стучало не так яростно. Запустив пальцы в темные завитки волос на его груди, она почувствовала, как он довольно вздрогнул. Как он любит ее!
В первую их ночь Ларк боялась рассвета. Теперь она страшилась его еще больше. Это становится привычкой, только на сей раз дело обстоит хуже. Когда Кинг отправился в море на «Корморанте», шансы на успех были не столь призрачны, как сейчас. Проклятый рассвет!
Словно пытаясь отогнать его, Ларк цеплялась за мужа и в конце концов уснула, убаюканная стуком любящего сердца. Рассвет все-таки наступил, и когда первые серые проблески утреннего света разбудили ее, рядом с ней в широкой кровати было пусто.
Ларк поднялась, оделась, но решила не спускаться к завтраку. Она поперхнулась бы первым же куском, думая о том, что сейчас происходит в бухте. Стоя у окна, она всматривалась в густой туман, но в нем не было жизни, — ни щебета птиц, ни шороха листьев. Впервые с тех пор, как она прибыла на корнуоллское побережье, ветер стих. Знай она дорогу к бухте, то была бы там. Сейчас уже все кончено? Кинг едет домой… или она стала вдовой, так и не успев побыть женой? Она размышляла об этом, когда раздался легкий стук в дверь. Ларк с надеждой распахнула ее, но на пороге стояла понурая Агнес с полными слез глазами.
— Вы меня ненавидите? — рыдала она.
— Конечно, нет, Агиес, — пробормотала Ларк, обняв подругу.
— Я дала вам слово, — всхлипывала Агнес, — но его сиятельство был уверен, что вы отправились в Йоркшир, и решил сразу ехать туда. Я не могла допустить, чтобы он это сделал… в его состоянии. Мне совесть не позволила это сделать. Ему только, разрешили вставать.
— Хорошо, что вы им все рассказали. — Ларк присела на край кровати. — Там прятался Уэстерфилд. Одному Богу известно, как долго он там скрывался. А теперь…
— Не волнуйтесь, — успокаивала Агнес, — Его сиятельство может за себя постоять. Он и раненый в десять раз умнее и сильнее, чем Уэсти. Поверьте, я знаю. Я три долгих года в Маршалси наблюдала этого наглеца. Я была там, когда его сиятельство устроил Уэсти выволочку прямо в тюремном дворе, помните? Он легко уложил мерзавца на землю за то, что тот вас тронул. Он вызвал его прямо там и сказал, что ждет известий от его секундантов, как только Уэсти выйдет на свободу. Я вам все рассказала. Уэсти следовало бы держаться подальше от Грейшир-Мэнора, да и от Корнуолла, уж поверьте.
— О Господи, эта дуэль по моей вине! — вскричала Ларк.
— Ничего подобного! Разве вы поощряли нахала? Конечно, нет! Его сиятельство настоящий джентльмен. Он вызвал Уэсти за его поступок. Его сиятельство даже не знал вас тогда.
— И все-таки…
— Выбросьте это из головы. Негодяй получит по заслугам. Его сиятельство знает, что Уэсти собой представляет. Кроме того, там Ли. Он секундант графа. Все будет хорошо. Вот увидите. О ком вам надо волноваться, так это о ее сиятельстве. Сегодня утром она не смогла встать с постели. Она выглядит ужасно, Ларк. Боюсь, последние события — гибель «Корморанта», раны его сиятельства и… ваше исчезновение сделали свое дело.
— Я должна пойти к ней, — вскочила Ларк. — Если она захочет видеть меня после…
— Захочет, — перебила ее Агнес. — Я думаю, что именно вы ей сейчас нужны.
— Она знает… о дуэли?
— Знает.
— Господи, зачем вы ей сказали?
— Мы не говорили. Она подслушала разговор Ли с Фритом и вытянула из них правду. Я была там. Я думала, что она замертво упадет, так она была потрясена.
— Я сейчас же пойду к ней, — проговорила Ларк. — Но, Агнес… если будет какое-то известие…
— Не волнуйтесь, я сразу прибегу.
Ларк, едва касаясь ногами ковра, помчалась по коридору. Она не постучала. К черту этикет! Сейчас нельзя рисковать получить отказ. Шторы в комнате были еще плотно задернуты. Спокойно переступив порог, Ларк позволила глазам привыкнуть к темноте. Вдова лежала под грудой одеял. Какая она маленькая, высохшая, в лице ни кровинки! Около кровати стояла трость. В сумрачной комнате царила атмосфера безысходности, и у Ларк дрогнуло сердце. Дышит ли леди Изобел?
— Входите и посидите со мной, дочь, — произнес слабый голос вдовы. — Дайте мне на вас посмотреть.
— Я открою шторы, миледи? — спросила Ларк, подходя ближе.
— Нет! — почти крикнула вдова. — Я не хочу видеть свет дня, который может забрать у меня сына.
Не эти слова нужны были Ларк. Она собрала все силы, чтобы думать о хорошем. Как можно успокоить свекровь, если собственное сердце терзает страх?
— Не желаю об этом говорить! Кинг скоро вернется и будет презирать вас за малодушие.
— Я была ужасной матерью, — переживала вдова, — настоящей фурией. Я толкнула его к той женщине, в ее дом, в настоящую лачугу, которая вот-вот развалится, и тоже по моей вине. Все из-за моей ревнивой гордости.
— Не думайте об этом сейчас.
— А когда? — вспыхнула вдова. — Когда мне об этом думать? Ведь мой сын душой там.
— Успокойтесь, миледи.
— Я видела, что его влечет. Я видела, что влекло моего мужа. Я не могу винить отца Бэзила… не могу. Я действительно не любила его, Ларк. О, вначале я была полна надежд, мечтательна и очень наивна — тогда, думаю, была влюбленность, но быстро кончилась. Я наказывала мужа за то, что он меня не любил: долгие годы я изображала страдающую мученицу, и это сильно ранило Бэзила. Я не понимала этого, пока не переступила порог того дома. Я сама толкнула мужа в объятия этой женщины. Видит Бог, я не хотела его, и он никогда не хотел меня, ему нужен был только наследник. Как только я родила сына, мой долг, как я его видела, был исполнен. Я должна бы благодарить Мэтти Боулз за то, что она избавила меня от нелюбимого мужа. Вместо этого я считала ее злодейкой. Я видела страх в ее глазах, она опасалась, что я выполню свою угрозу и выгоню ее с того клочка земли. Теперь у меня может не оказаться шанса все исправить. Если
