прислушиваясь к каждому шороху. Больше всего я боялась за Нинг и Адану. Я была абсолютно выбита из колеи, не знала, что необходимо предпринять.
Пьер сказал, что пора сделать перерыв, и мы все отправились в Лаос — там у Пьера были друзья, у которых можно было снять дом. Он сказал, что оставит нас здесь на какое-то время, пока все не уляжется. Тогда камбоджийцы не могли передвигаться легко и свободно — нужны были визы, получить которые было практически невозможно. Но поскольку я вышла замуж за француза и стала французской подданной, трудностей с получением визы у меня не возникало. Наш приют я оставила на попечение матери; оба приемных родителя приехали в аэропорт проводить меня.
Вечером накануне отлета я написала письмо на имя премьер-министра Хун Сена. Конечно, это было все равно что бросить иголку в стог рисовой соломы, — я не очень верила в то, что это возымеет какое-то действие, но мне просто необходимо было высказать все людям, облеченным властью. Я написала, что торговцы «живым товаром» угрожали поджарить мою маленькую дочь, как курицу; написала, что мне приходится уехать из страны, спасая свою жизнь. А все из-за того, что я помогаю женщинам, которых держат в неволе и которыми торгуют, как рабынями.
Мы прилетели в Лаос, и ночью мне приснился сон. Я увидела, что дом родителей в деревне объят огнем. Разбудив Пьера, я сказала: «Мы должны вернуться!». Он ответил, что я веду себя как старая суеверная кхмерская ведьма. «Кончай с этими фантазиями», — раздраженно бросил мне он, но все же обещал по возвращении в Камбоджу проверить, все ли в порядке у родителей.
Моя приемная мать встречала Пьера в аэропорту; едва только он увидел ее, как понял — что-то случилось. Он спросил: «В чем дело — дом сгорел?» А мать заплакала: «Откуда ты знаешь?»
В тот самый вечер, когда я уехала из Пномпеня, кто- то съездил в Тхлок Чхрой и расплескал вокруг дома родителей бензин. Видимо, мои недоброжелатели посчитали, что раз меня нет в Пномпене, я решила укрыться в деревне.
Дом и все, что находилось в нем, сгорело дотла всего за десять минут. Еще бы — сухие листья да бамбук! Родители спаслись только потому, что поехали в аэропорт провожать меня. Однако внутри оставался старик, который присматривал за домом в отсутствие хозяев. Соседи успели вытащить старика из огня. Его увезли в больницу, но от полученных ожогов он так до конца и не оправился.
Тогда я почувствовала всю реальность угроз, но бросить свою работу не могла. Да, моя жизнь была в опасности, но в опасности были и жизни тысяч девушек, заключенных в публичные дома. Я улетела в Лаос, спряталась в безопасном месте, но они-то остались.
А потом я получила ответ на свое письмо. Подумать только, какая-то девчонка из глухой деревушки написала самому премьер-министру страны. И он ей ответил! Хун Сен написал, что полиция расследует поджог, и попросил меня продолжать свою деятельность.
Я гордилась полученным ответом. Должна сказать, что хотя многие наши чиновники невероятно коррумпированы, а некоторые так и просто злодеи, я все же находила поддержку, причем даже на правительственном уровне. Без помощи этих людей наша деятельность была бы невозможна.
Я решила вернуться в Пномпень. Отдых в Лаосе пошел мне на пользу — я успокоилась. Поклявшись самой себе в будущем быть осторожнее, я наняла водителя из числа бывших полицейских, который выполнял и обязанности телохранителя.
Когда в 1998 году выходила передача Клода, он пригласил меня во Францию выступить в прямом эфире и рассказать о своей работе. Со мной поехали Пьер и дети — маленькая Нинг, которой к тому времени было семь с половиной, и Адана. Перед отъездом Том Ди стала упрашивать меня остаться. Она цеплялась за меня и плакала. И все повторяла: «Не уезжай. Если тебя не будет рядом, я умру. А я не хочу умирать без тебя».
Мне казалось, что с ней все в порядке, она шла на поправку. Я сказала девочке, чтобы она даже не думала о смерти. К тому же я скоро вернусь. И обязательно привезу ей подарок. Том Ди попросила красивую заколку для волос.
За день до нашего отлета во Францию девочку положили в больницу. Произошло заражение, которое быстро развивалось на фоне высокой температуры. Когда я везла Том Ди в больницу, она спросила, люблю ли я ее. Я обняла девочку, а она заплакала. И все целовала меня, упрашивая не уезжать.
Во время нашей поездки в Париж я все время думала о ней. Звонить было дорого, так что две недели я ничего не знала. Клод предложил мне вместе выбрать подарок для Том Ди. Мы были в универмаге, когда у меня зазвонил телефон, — Том Ди умерла. Одна, в больнице.
Меня охватило жуткое отчаяние и ненависть, я зарыдала. Эта милая семнадцатилетняя девочка, проданная собственными родителями в проститутки, прошедшая через несколько лет побоев и насилия, вырванная из этого ада и сохранившая веру в людей и любовь к жизни, умерла в результате неумелого лечения на руках у людей, оставшихся совершенно безразличными к ее судьбе.
Ничто не может служить оправданием торговле секс-рабынями в Камбодже. Я не философ, но уверена, что даже режим Пол Пота не оправдывает таких извращений.
После передачи Клода отовсюду стали поступать звонки с поздравлениями. Однако ситуация с финансированием AFESIP была уже критическая. Клод устроил мне встречу с Эммой Бонино, занимавшей в то время пост комиссара ЕС по гуманитарным вопросам и возглавлявшей Управление гуманитарными проектами Европейского Союза.
Мы вошли в парижский офис Эммы Бонино. В это время миниатюрная итальянка со светлыми волосами изо всей силы кричала в телефонную трубку. Я попятилась, но Клод остановил меня: «Ничего- ничего. Такая уж она. Для нее кричать — обычное дело. Но сердце у этой женщины есть».
Эмма Бонино уже знала о том, чем я занимаюсь. Она коротко побеседовала со мной и сделала еще пару звонков, говоря на итальянском. Затем, отдав какому- то подчиненному свои распоряжения, развернулась и обняла меня за плечи: «Все у вас будет в порядке».
Меня поразила та энергия, которая исходила от этой маленькой улыбчивой женщины, которая могла отдавать жесткие приказы и в то же время вникать в проблемы обратившихся к ней людей, за несколько минут оценивать важность вопроса и моментально принимать решение. Эмма Бонино стала для меня настоящей опорой.
Конечно, этот короткий визит не решил всех наших проблем. Нам пришлось поехать в Брюссель на переговоры с чиновниками из комиссии Евросоюза. В Брюсселе я оказалась впервые, сопровождал меня Пьер. Уставшие, измотанные дорогой и неустроенностью, с чемоданами наперевес, замерзшие, мы выглядели настоящими беженцами.
Вышколенные чиновники-бюрократы смотрели на нас сверху вниз с плохо скрываемым презрением: на меня в разбитых туфлях, на Пьера с его кривой ухмылкой, на наши обшарпанные чемоданы в углу — мы притащили их с собой, явившись в офис только-только сойдя с поезда. Мы предварительно не согласовали свой приезд, и нас футболили из кабинета в кабинет. Под конец удалось получить небольшие субсидии по линии Управления гуманитарными проектами Европейского Союза, однако через год-другой деньги перестали поступать. Мы так и не узнали почему.
Глава 12. Принц Астурийский и деревня Тхлок Чхрой
Когда нам стали перечислять средства от Евросоюза и ЮНИСЕФ, мы первым делом затеяли строительство нового приюта в десяти милях от Пномпеня. Прежний приют в деревянном домишке был уже слишком тесен — в одной комнате одновременно спали тридцать девушек. Мало кому их них было больше двадцати двух лет, а некоторые так и вообще были детьми. Все они имели разный уровень образования, а многие не умели ни читать, ни писать. К тому же все они получили травмы. По ночам им снились кошмары, они страдали от наркотической зависимости. Кто- то испытывал желание покончить с собой, кто-то погружался в депрессию, некоторые отказывались говорить или впадали в неудержимую ярость.
