меня горячо благодарил.
Брат и несколько офицеров поехали поездом в обоз. Я же сел на Дуру, закинул карабин за плечи и принял команду над нашим первым орудием. Дура была в плохом состоянии, а запряжка, особенно корень, в хорошем виде. Солдаты встретили меня улыбками. На одной из следующих остановок распределили обмундирование и отпустили повозки.
Обозненко остался за командира батареи. Было начало ноября 1919 года. Часто лил дождь, и было неуютно. Мы отходили с боями. Люди были хмуры. И все же я был рад снова очутиться в привычной батарейной обстановке среди своих людей и лошадей. Тут не было угрызений совести, которые меня мучили в Сумах из-за безделья. Тут я был на своем месте.
ОТСТУПЛЕНИЕ
ОТ МЕРЕФЫ ДО ЛОЗОВОЙ
Большое отступление началось для нашей пехоты от Орла, а для регулярной кавалерии от Севска и до реки Дон. Затрудняюсь сказать, в каком составе была тогда регулярная кавалерия. Она достигла двух корпусов, то есть четырех дивизий, но из-за потерь, болезней и походов превратилась в дивизию. Может быть, были части, которые шли отдельно от нас. Поздней под Егорлыцкой был опять корпус кавалерии. То же явление было и в пехоте. Наши четыре основные полка развернулись в четыре дивизии, но во время отступления были опять сведены в четыре полка.
Само отступление можно разбить на две резко разнящиеся части. От Севска до Лозовой был отход с постоянными боями. Отход был медленный, причем мы шли прямо на юг, то есть в Крым. Происходил он в октябре и первой половине ноября 1919 года. Морозы были редки, часты дожди, снегу совсем не было. А от Лозовой до Дона было настоящее отступление. Шли большими переходами, боев избегали, да их и не было. Направление нашего отхода изменилось на юго-восточное. Очевидно, Украину решили отдать без боев. Это продолжалось с середины ноября до середины декабря 1919 года. Погода — морозы с небольшим количеством снега. Должен отметить прекрасное состояние дорог, позволившее нам делать громадные переходы. Цель наша была — первыми, до красных, достигнуть реки Дон, не дать красным отрезать нас от Кавказа.
БОИ
До Лозовой были ежедневные долгие бои под моросящим дождем, без решительной атаки и без надежды победить, что нас очень деморализировало. Вечером с темнотой мы отрывались от противника и отходили дальше на юг. Ночевали очень скученно, чтобы облегчить сбор при ночном нападении. Но ночных нападений я не помню. Красные, хоть обладали большими силами, но шли с опаской. Обыкновенно они появлялись часам к десяти или даже позже, завязывался нудный бой до вечернего отхода.
Мы научились искусству отступать без суеты, будто меняем позицию. Дневки были крайне редки. Постоянные походы и бои очень изнуряли людей, но особенно лошадей. Нужно было следить, чтобы лошадей поили и кормили. Усталые люди заваливались спать и не могли встать, чтобы дать лошадям корм. А от их состояния зависела возможность нашего движения. На водопой назначался офицер, который следил за тем, чтобы все лошади были достаточно напоены.
Мы остановились под вечер в какой-то деревне. Смеркалось, и шел легкий снежок. Накануне шел дождь и была гололедица. Меня назначили к колодцу проверять, все ли лошади напоены. Я накинул шинель и вышел. К тому же колодцу пришли драгуны. С ними был поручик Рупчев. Он раньше служил в конно- горной и затем перевелся в драгуны. Мы встали вместе немного поодаль от колодца. У Рупчева за поясом был заткнут обрез.
— Вероятно, он стреляет неточно?
— Должно быть. Но крестьяне его ценят, потому что его легко спрятать.
Люди вытаскивали из колодца воду и наливали в желоб, где пили лошади. Подъехали два всадника и стали проталкиваться к корыту с водой.
— Ишь бездельники, — ругались наши солдаты. — Мы достаем воду, а они поят своих лошадей. Слезайте, сволочи, вытащите несколько ведер. А то на готовое. Паразиты.
Поднялась ругань, но вскоре сникла. Все были смертельно усталые, и даже ругаться не хотелось.
— Как называется эта деревня? — спросил один из всадников.
— А кто ее знает, — ответил мой солдат и, обращаясь ко мне: — Господин поручик, как называется эта деревня?
Всадники задергали поводьями, стараясь выехать из массы лошадей. Но это им плохо удавалось. Лошади тянулись к воде и скользили на гололедице. Мы смотрели с недоумением на всадников. Потом кто- то крикнул: “Красные!” А мы все были без оружия. Красные выбрались из массы лошадей и нахлестывали своих коней, чтобы перевести их вскачь, но лошади скользили. Рупчев схватил свой обрез и выстрелил. Один из всадников упал, убитый наповал. Другой скрылся в сумерках.
—Здорово же вы стреляете, — сказал я Рупчеву.
— Это первый раз, что я стреляю из обреза.
Обращение солдата ко мне “господин поручик” разъяснило красным, что они попали к белым. Не выкажи они столько торопливости, мы бы ничего и не заметили.
Вернувшись с водопоя, я поделился этим случаем с другими офицерами. Обозненко рассказал, как где-то под Льговом они взяли проводника, чтобы он отвел обе батареи в деревню Селезневку. По ошибке ли или нарочно, но проводник привел их в деревню Утковку, занятую красными. Наша батарея шла впереди. Она вошла в деревню, дошла до середины. К счастью, Обозненко, ведший батарею, понял, в чем дело, и не растерялся. Вечерело и было темновато. Обозненко завернул батарею, и так же шагом батарея вышла из деревни и отошла еще на некоторое расстояние, прежде чем уходить рысью. Конно-горная, которая шла за нашей, не вошла в деревню и повернула раньше. Когда с Обозненко заговаривал красный, он задирал плечо, чтобы тот не увидал золотого погона.
— Несмотря на то, что было холодно, я был в поту, - закончил Обозненко. — Очевидно, красные так ничего и не заметили. Стрельбы не было.
ОТ ЛОЗОВОЙ ДО ДОНА
Как сказано, от Лозовой наша дивизия изменила направление и пошла на юго-восток, к Дону. Была, вероятно, вторая половина ноября 1919 года, погода установилась морозная с небольшим выпадом снега. Дороги смерзлись, грязи не было, шли, как по паркету. Это позволило делать большие переходы. Боев не было. Красных мы не видели. Они, конечно, за нами следовали и даже старались нас перегнать, чтобы отрезать нам отступление, но мы их не видели.
Дневок не было. Все зависело от состояния лошадей. Очень важно было хорошо их поить и кормить. Но доставать фураж было трудно. Ездовые моего орудия прекрасно справлялись с этой трудной задачей, и моя чудная запряжка была в прекрасном состоянии. Другие лошади выглядели хуже. Дура была утомлена, и я старался делать походы пешком, ведя ее в поводу.
