распустившимися яркими цветами, и на мгновение Эйслинн очень не понравилось, что девушки находятся так близко к Кинану.
Кинан отстранился, только чтобы вдохнуть полной грудью, и прошептал:
— Дай знать, когда остановиться.
— Не дай мне упасть, — ответила Эйслинн и прижалась к нему еще крепче. — Спаси меня.
— Ты никогда не нуждалась в спасении, Эйслинн, — сказал Кинан, ее друг, ее король, крепка держа ее, в то время как их фейри зашлись в головокружительном танце вокруг них, словно спиральные лучи, сотканные из их совместного солнечного света. — И сейчас не нуждаешься.
— А кажется, что нуждаюсь.
Эйслинн почувствовала, как по ее щекам текут слезы. Они кружились в бешеном темпе, и там, где слезы, сбегая по ее лицу, разбивались о землю, вырастали фиалки.
— Мне кажется… Я чувствую себя так, словно мне не хватает какой-то части меня.
— Ты бы чувствовала себя так же, если бы… — начал Кинан, но не смог договорить.
— Если бы это ты меня бросил? — закончила за него Эйслинн таким мягким голосом, каким только могла.
— С моей стороны было эгоистично спрашивать об этом. Прости…
— Да, я бы чувствовала себя точно так же, — прошептала она и закрыла глаза.
Может быть, чтобы больше не плакать, а может, чтобы не видеть овладевших им эмоций, которые легко читались на лице Кинана. Потому что эти эмоции слишком сильно были похожи на ту бурю чувств, которая сейчас кипела в душе Эйслинн. Даже с закрытыми глазами она знала, что находится в полной безопасности, двигаясь сквозь толпу с неимоверной скоростью. Она была в объятиях Кинана, а он не даст ей упасть.
— Я хочу, чтобы мне было жаль, что ты не с Донией, — сказала Эйслинн, уткнувшись лицом в грудь Кинана. — Но мне не жаль.
Он не стал поддерживать эту тему разговора.
— Всего лишь несколько раз я любил по-настоящему, Эйслинн. Я хочу попытаться любить тебя.
— Ты не должен лю… — проговорила она, но слова вдруг оборвались.
— Это была бы ложь, моя королева, — нежно проговорил Кинан, несмотря на то, что упрекнул ее. — Сто восемьдесят дней, Эйслинн. Сета нет уже сто восемьдесят дней, и все это время я наблюдал, как ты пытаешься делать вид, будто то, что с тобой происходит, не причиняет боли нашим фейри. Неужели я не могу попытаться сделать тебя счастливой?
— Ради Двора.
— Нет, — поправил он. — Ради тебя и меня. Я скучаю по твоим улыбкам. Столетиями я ждал свою истинную королеву. Мы ведь можем попробовать? Теперь, когда он…
— Бросил меня, — закончила Эйслинн и встретилась с ним взглядом. Она позволила себе забыть о том, что они были не одни, и остановилась. Фейри продолжали кружиться в танце, и посреди этого водоворота были только они вдвоем. — Да. Заставь меня забыть обо всем. Такова ведь сущность Летнего Двора — не логика, не зависимость, не война, не покой и не холод. Согрей меня. Сделай так, чтобы я ни о чем не думала. Делай со мной все, что захочешь, только чтобы я больше не была такой.
Кинан не ответил, а просто еще раз поцеловал ее. Эйслинн снова казалось, что она пьет солнечный свет, и она не сопротивлялась. Ее кожа начала светиться так ярко, что любой, кто не принадлежал их Двору, был бы вынужден отвернуться.
Она не чувствовала земли под ногами. Ничего не чувствовала, кроме солнечного света, который наполнял ее и прогонял все, что причиняло боль. Они снова танцевали в парке, и под их ногами распускались цветы. Она чувствовала медовый привкус солнечного света на губах Кинана.
Танцы и ночь снова опьянили Эйслинн, как это случалось на каждом пиру. Однако на этот раз с приходом утра ее ноги не коснулись земли. Они покидали парк и своих фейри, но Кинан нес ее на руках — к берегу реки, где они были после их первой ярмарки. Однако в отличие от того самого первого раза, не было пикника, не было тщательно спланированного соблазнения. Был только берег. И только они вдвоем.
Во время ежемесячных пиршеств они теряли разум, но не были уязвимы. Даже Война сегодня не встала бы у них на пути.
Когда Кинан присел у реки, Эйслинн все еще была у него на руках. Прохладная вода волнами омывала ее ноги, рождая в ее коже крошечные электрические разряды. Это было приятно, особенно в сочетании с теплой почвой, которая от их общего солнечного света превратилась в вязкую грязь. Эйслинн дрожала от прикосновения речной воды. И от близости Кинана.
Заблудший тоненький внутренний голосок шептал ей о том, что она при полном параде и прямо в грязи, но таково было Лето, чьим воплощением была Эйслинн, — легкомыслие, импульсивность, тепло.
— Скажешь, когда мне отпустить тебя, — напомнил Кинан.
— Не отпускай, — потребовала в ответ Эйслинн. — Поговори со мной. Расскажи, что ты чувствуешь. Расскажи все, в чем ты не хочешь признаваться.
— Нет, — усмехнулся он.
— Тогда относись ко мне как к королеве фейри.
— Как это?
Эйслинн уселась рядом с Кинаном на колени, возвышаясь над ним. Он же остался там, где и был — полулежал, расслабившись, в грязи на берегу реки и внимательно наблюдал за ней.
Эйслинн подумала о том дне, когда они стояли посреди улицы, а он сделал так, чтобы солнечный свет дождем пролился на нее. Это была одна из тех вещей, о которых она узнала, став Летней Королевой, и поняла, как это делать, но не имела раньше возможности поэкспериментировать.
— Вот так.
Все самое солнечное удовольствие было скрыто в золотистых капельках солнечного света, отделившегося от ее кожи и окропившего Кинана. Магия фейри. Вот что она хотела разделить с ним. Это была часть ее теперешней сущности, и Эйслинн не беспокоилась о том, что может причинить ему боль, как могла бы смертному.
Однако, не будь он человеком, он никогда не смог бы подарить ей ни своей дружбы, ни любви. Если бы она до сих пор оставалась человеком, то не потеряла бы его. Но вот Кинан человеком не был, как и она. И она больше никогда не станет смертной.
Эйслинн посмотрела прямо в глаза Кинану и сказала то, что он говорил ей раньше:
— Я хочу попытаться любить тебя. Заставь меня полюбить тебя, Кинан. Ты убедил любить тебя многих других. Убеди и меня. Соблазни меня так, чтобы мне больше никогда не было больно.
Эйслинн потянулась к нему, но Кинан остановил ее и покачал головой.
— Это, — он указал рукой на пространство между ними, — не любовь. Это что-то другое.
— Значит…
— Не нужно спешить. Прыгать в постель… или заниматься сексом на берегу реки… не выход, чтобы заставить тебя полюбить меня. — Кинан встал и подал Эйслинн руку. — Ты моя королева. Я девять веков ждал, когда найду тебя, и еще почти год ждал, когда наступит этот момент. Я могу подождать еще немного.
— Но…
Он наклонился к ней и нежно поцеловал.
— Если ты наконец-то решила позволить себе любить меня, мы будем встречаться.
— Мы уже вроде как встречались.
— Нет. — Кинан поймал ее руки и притянул ее к себе. — Мы очень старались не встречаться. Позволь мне показать тебе наш мир. Позволь пригласить тебя на ужин и нашептывать соблазнительные слова на ушко. Дай мне возможность брать тебя с собой в поездки на смешные карнавалы, мы будем слушать симфонии и танцевать под дождем. Я хочу, чтобы ты улыбалась и смеялась, хочу, чтобы сначала ты
