Они вышли вместе.
В операционной сестра Мэриголд, сиделка Бэнкс и сиделка, пришедшая подменить Харден, убирали и готовились к следующей операции, экстренной бронхоскопии, которую должен был проводить специалист- отоларинголог. Джейн отвели в общежитие медсестер.
— Две срочные операции за вечер! — воскликнула важно старшая сестра. — Не скажешь, что мы тут бездельничаем. Сколько времени, сиделка?
— Шесть тридцать пять, — ответила Бэнкс.
— Что такое с Харден, сестра? — спросила подменившая сиделка.
— Честное слово, не знаю, — откликнулась сестра Мэриголд.
— Зато я знаю, — мрачно сказала сиделка Бэнкс.
Сестра Мэриголд бросила на нее взгляд, в котором любопытство боролось с сознанием ее высокого ранга. Достоинство победило. К счастью, подменившая сиделка была свободна от условностей.
— Ну-ка, Бэнкс, — потребовала она, — выкладывай! Почему Харден хлопнулась в обморок?
— Она была знакома с пациентом.
— Что?! Она знала сэра Дерека О'Каллагана? Харден?
— Ну да! Их родители были соседями в Дорсете, разве ты не знаешь, — принялась кривляться Бэнкс, передразнивая, как она считала, манеру разговора помещиков-землевладельцев.
От крахмального халата сестры Мэриголд, казалось, исходили волны осуждения.
— Сиделка Харден родом из очень приличной семьи, — сказала она наставительно новенькой сиделке.
— Ох-ох, про-осто у-ди-ви-и-ительно приличной, — издевалась Бэнкс. — Ну да, она была знакома с О'Каллаганом. Могу сказать, что с месяц назад он оказался самым беспринципным из всех тори, а она из-за этого просто взбесилась! И потом все мне рассказала.
— Большое спасибо, сиделка Бэнкс,
Она вышла из операционной, шурша накрахмаленным халатом.
— Ну и нервы у тебя, Бэнкс, — сказала вторая сиделка. — Как ты отважилась так говорить про сэра Дерека! Мне кажется, он такой красивый на фотографиях.
— Тебе кажется, что если у него физиономия как у Конрада Вейдта, то он подходит на роль правителя народа, человека, который может диктовать законы. Типично буржуазное невежество и тупость! Однако он последний из представителей этого типа и первым падет, когда настанет Заря.
— О чем это ты?
— Я-то знаю, о чем я!
— Ну а я нет. Что такое эта Заря?
— Заря Великого Дня Пролетариата.
— Это что Такое? Нет, Бэнкс, не лезь в бутылку, мне правда хочется знать.
— Узнаешь, — пообещала Бэнкс. — И очень скоро.
В дверях появился отоларинголог и вопросил, готовы ли они его принять. Через десять минут в операционную вкатили больного ребенка, и снова над столом поднялись пары наркоза. Через десять минут ребенка забрали. Отоларинголог насвистывал, когда мылся после операции. Потом он просунул в операционную голову, заметил: «Нет грешникам покоя, сиделка!» — и убрался восвояси.
Обе женщины молча работали. Сиделка Бэнкс о чем-то мрачно думала.
— Эге, — сказала новенькая, — там, кажется, Фипс ворчит на лестнице. (Кличку Фипс медперсонал дал сэру Джону Филлипсу.) И еще Томс-и-Джерри. Интересно, как он там. Сэр Дерек, я хочу сказать.
Сиделка Бэнкс не отвечала.
— Мне кажется, тебе все равно.
— Нет, что ты, меня это как раз очень даже интересует.
Голоса стали громче, но ни одна из сиделок не могла разобрать, о чем шла речь. Они стояли очень тихо, напряженно прислушиваясь.
Потом послышалась оживленная беготня. К разговору присоединился женский голос.
— Это кто? — спросила новенькая.
— По голосу вроде Мэриголд, — сказала Бэнкс. — Господи, как меня бесит эта женщина!
— Ш-ш-ш… Интересно, в чем там дело?
Голос сэра Джона Филлипса перекрыл остальные.
— Мне лучше самому этим заняться, — сказал он.
— Фипс, похоже, здорово перетрусил, — выдохнула новенькая.
— Да, — отчетливо произнес Томс. — Да.
Раздался звук торопливых шагов. Потом дверь в операционную вдруг распахнулась и особая сиделка О'Каллагана влетела туда пулей.
— Какой ужас! — выкрикнула она. — Господи, какой ужас!
— Что такое? Что с тобой?
— Он умер… сэр Дерек О'Каллаган умер!
— Сиделка! — Новенькая, проглотив слова, уставилась на нее.
— Честное слово, просто ужасно, — сказала сиделка Грэхем. — Теперь там леди О'Каллаган — она хотела, чтобы ее оставили с ним наедине. Я почувствовала, что просто обязана кому-нибудь рассказать!
Наступила мертвая тишина, а затем, словно по команде какого-то внутреннего голоса, обе они обернулись и уставились на Бэнкс.
Та стояла, запрокинув голову и опустив руки по швам. Глаза ее сияли, а губы судорожно подергивались.
— Бэнкс! — воскликнула новенькая. — Бэнкс! Как вы можете себя так вести?! Мне кажется, вы довольны, что он умер!
— Если бы я не скинула изношенные цепи религии, — ответила Бэнкс, — я бы сказала: «Славьте Господа, ибо он сокрушил Врагов наших».
— Вы просто мерзкая старая ведьма, — сказала сиделка Грэхем и вышла из операционной.
Глава 5
Леди Каллаган настаивает
— Леди О'Каллаган, мне очень неудобно вас беспокоить, но нельзя ли мне поговорить с вами?
Рональд Джеймсон умолк и виновато посмотрел на вдову своего покойного патрона. Черный цвет очень шел ей. Волосы ее — он так и не определил для себя, платиновая она блондинка или золотистая, — казалось, были причесаны раз и навсегда. Руки, тонкие, изящные, свободно лежали на матовой ткани платья. Светло-голубые глаза под тяжелыми веками смотрели на него с вежливой отстраненностью.
— Да, — сказала она рассеянно. — Зайдите ко мне в комнату, мистер Джеймсон.
Секретарь последовал за ней в эту обитель ледяной элегантности. Она неторопливо села спиной к свету.
— Да, — повторила она. — Присядьте, мистер Джеймсон.
Рональд нервно пробормотал: «Большое спасибо» — и сел на самый неудобный стул.
— Я только что из Парламента, — начал он. — Премьер-министр принял меня в кабинете. Он ужасно расстроен из-за… из-за вчерашнего. И он просил меня передать вам… что он полностью в вашем распоряжении, если что-нибудь понадобится…
— Как любезно с его стороны, — сказала она.
— Разумеется, он очень обеспокоен относительно закона… Закона об анархии, над которым работал
