– Кончено, конечно. Телефон на столе. Нужная мне коробка на втором этаже. Придется немного порыться.
Трой ответила на звонок почти мгновенно.
– Привет, ты где? – спросил Аллейн.
– В студии.
– Сидишь на яйцах?
– Примерно так.
– Я у Сэма Уипплстоуна, и видимо, пробуду здесь около часа. У тебя есть под рукой карандаш?
– Минутку.
Аллейн представил, как Трой ощупывает карманы рабочего халата.
– Есть кусок угля, – сказала она.
– Запиши номер.
– Подожди. Готова.
Он продиктовал ей номер.
– Это на случай, если я кому-то понадоблюсь, – сказал он. – Тебе, например.
– Рори?
– Что?
– Ты очень недоволен? Тем, что я пишу Громобоя? Ты слушаешь?
– Конечно слушаю. Я в восторге от того, что ты делаешь, но мне неприятны обстоятельства, в которых тебе приходится это делать.
– Да, – сказала Трой, – прямой ответ на прямой вопрос. Доброй ночи, милый.
– Доброй ночи, милая.
Мистер Уипплстоун отсутствовал довольно долго. Вернувшись, он принес с собой большой, старомодный альбом для фотографий и набитый газетными вырезками пакет. Открыв двери в столовую, он выложил свои находки на стол и шуганул Люси, проявившую к ним ленивый интерес.
– В те дни я был большим аккуратистом, – сказал он. – Все разложено по порядку и на каждой вырезке проставлена дата. Так что особые трудности нам не грозят.
Он оказался прав. Аллейн листал альбом, от выцветших фотографий которого веяло обычной для таких собраний грустью, а мистер Уипплстоун тем временем перебирал вырезки. Если какая-то из вырезок отвечала фотографии из альбома, первую аккуратно засовывали под вторую.
– Вот он, – сказал Аллейн.
На этом листе альбома разместились три фотографии, аккуратно датированные и прокомментированные опрятным почерком мистера Уипплстоуна, и пожелтевшая страница “Нгомбванской Таймс” с заголовком: “Процесс Гомеца. Приговор. Сцена в зале суда”.
Фотографии были такие: судья в парике, выходящий из темных глубин комнаты, смежной с залом суда; толпа людей, по преимуществу черных, чего-то ждущих под ярким солнцем у Дворца правосудия; и открытый автомобиль с черным водителем и двумя пассажирами в тропических шлемах – в одном из них, худощавом и чинном мужчине лет сорока, без труда узнавался сам мистер Уипплстоун. “Направляемся в суд”, – гласила подпись. Газетные фотографии оказались несколько содержательнее. Одна изображала молодого Громобоя в парике и мантии. “Мистер Бартоломью Опала, обвинитель”. На другой двое огромных черных полицейских защищали от явно угрожающей толпы смуглого, уже наполовину лысого, яростно оскаленного человека в наручниках. “После оглашения приговора заключенный покидает здание суда”.
