– Нет-нет, просто утренняя прогулка. Я... я, Ваше превосходительство, теперь человек свободный.
– Да, конечно. Я слышал. Вас там будет очень не хватать.
– Сомневаюсь. А ваше посольство, – совсем о нем забыл, – оно где-то здесь, рядом, не так ли?
– В Дворцовых Садах. Я тоже наслаждаюсь с Агманом утренней прогулкой. Хотя, увы, не только с ним, – он повел изукрашенной золотом тростью по направлению к крупному мужчине, безучастно разглядывавшему платан.
– Увы! – согласился мистер Уипплстоун, и погладив афганца, не без изящества прибавил: – Каторга высокого положения.
– Как мило вы это сказали.
Мистеру Уипплстоуну, который исполнял в Министерстве иностранных дел чрезвычайно щекотливую работу, очень помогало в ней умение разговаривать с иностранными, в особенности африканскими чрезвычайными и полномочными представителями.
– Насколько я знаю, Ваше превосходительство есть с чем поздравить, – сказал он и тут же разразился обычными в его профессии безглагольными восклицаниями. – Усиление сближения! Новый договор! Мастерское достижение!
– Это достижение нашего великого Президента и только его, мистер Уипплстоун.
– Да, разумеется. Все с восторгом ожидают предстоящего визита. Благоприятное событие.
– Вы правы. Событие огромного значения, – с секунду посол подождал отклика и затем слегка приглушил великолепные раскаты своего голоса. – Однако, – сказал он, – не лишенное сопряженных с ним тревог. Как вы знаете, наш великий Президент не приветствует внимания подобного рода, – он снова повел тростью в сторону телохранителя и вздохнул. – Он ведь остановится в посольстве.
– Разумеется.
– Ответственность! – опять вздохнул посол и протянул руку, прощаясь. – Вы, разумеется, будете на приеме. Надо бы нам встречаться почаще! Я позабочусь о приглашении. Оревуар, мистер Уипплстоун.
Они разошлись. Проходя мимо посольского сопровождающего, мистер Уипплстоун тактично смотрел в другую сторону.
В том месте, где Каприкорн-Уок становится северо-восточной границей площади, ему попался на глаза маленький дом, стоящий между двумя другими, побольше. Выкрашенный поблескивающей белой краской, – черной осталась только входная дверь, – дом состоял из мансарды, трех этажей и полуподвала. Окна второго этажа выходили на пару миниатюрных балкончиков, окна первого изгибались вверху изящными сводами. Мистера Уипплстоуна поразили цветочные ящики под окнами. Место привычных нарциссов в них занимали правильные зеленые гирлянды, способные украсить рельеф самого делла Роббиа. То были какие-то вьющиеся растения, свисавшие между горшками, в которых они росли, и подстриженные так, что они расширялись в самом низу образуемой ими дуги и симметрично сужались к ее концам.
Двое рабочих с лестницей крепили к дому табличку.
Мистер Уипплстоун почувствовал как подавленность понемногу покидает его. Люди, которым не приходится жить здесь, нередко говорят об особом “ощущении Лондона”. Они рассказывают, как их, гулявших по лондонском улицам, внезапно охватывало счастье, душевный подъем, радостное возбуждение. Мистер Уипплстоун всегда относился к таким эмоциям с недоверием, однако приходилось признать, что в данном случае его несомненно посетило чувство странной раскрепощенности. И ему почему-то казалось, что чувство это породил в нем маленький дом – № 1, как он теперь увидел, по Каприкорн-Уок.
Он подошел поближе. Солнце сияло на каминных трубах и восточном скате крыши. “Хорошо поставлен, – подумал мистер Уипплстоун. – Зимой, смею сказать, все солнце достается ему”. Его-то квартира смотрела на север.
Пока мистер Уипплстоун пересекал Каприкорн-Уок, по улице приблизился, насвистывая, почтальон. Он поднялся по ступенькам дома № 1, сунул что-то под бронзовый клапан на двери и спустился с крыльца так стремительно, что едва не столкнулся с мистером Уипплстоуном.
– Оп-ля! – сказал почтальон. – Вот в чем моя беда, уж больно я ретивый. Правда и утречко нынче отличное, разве нет?
