Неприятно кольнуло сердце, Максим посмотрел на море, еще раз глубоко вдохнул, улыбнулся, и все прошло.
Он вошел в ресторан.
Часть столов была уже прибрана, стулья перевернуты ножками вверх.
Освещенными оставались столики возле деревянного бортика, под которым звучно плескались волны.
С краю расположилась большая компания — какие-то рисковые датчане, хотя почему он решил, что именно датчане, — Максим не знал.
Дальше за столиками сидели парочки.
За одним, за вторым… Третий был свободен.
А в самом конце зала, неподалеку от стойки, восседала вчерашняя крашеная блондинка из «мазды».
В белой рубашке с коротким рукавом, темные очки и пачка сигарет лежали рядом со стаканом, в котором, судя по цвету, был апельсиновый сок.
Или коктейль с апельсиновым соком.
— Занято! — сказала она, когда он подошел к столику.
Но сказала приветливо.
— Да ладно, — ответил Банан, — мы же уславливались.
Она испуганно посмотрела на него снизу вверх и тогда он улыбнулся и сел.
— Адамастор, — представился он. — Ты ведь ждешь Адамастора?
— Я пойду! — Блондинка попыталась встать.
Банан схватил ее за запястье и процедил:
— Сиди. Я тебя не обижу.
— Отпусти, — попросила она, — мне больно.
Однако тон ее переменился, Максим понял, что она его больше не боится.
— Ты должна мне помочь, — сказал он. — Хочешь, я тебе заплачу?
— Сколько? — автоматически брякнула Марго, и Банан расслабился.
— А сколько ты берешь? — как можно вежливее осведомился он.
— Ты где остановился? — спросила она.
— В Хайфе, в «Дан Панорама».
Она присвистнула и задумалась.
Взяла сигарету из пачки.
Максим щелкнул зажигалкой.
— Сто пятьдесят долларов! — наконец сказала она.
— Давай пять дней за пятьсот! — предложил Максим и добавил: — И мой бензин.
— А бензин тут при чем? — удивилась Марго.
— Мы поедем в Эйлат, — тихо произнес Банан, — к твоему другу Адамастору, ты не против?
— Я хочу есть, — выпалила она, — в животе бурчит… — Помолчала. — Слушай, а как тебя зовут?
— Банан! — ответил Максим и открыл меню.
Она выбрала рыбу, он — стейк без крови и пиво.
От пива Марго отказалась, отказалась и от вина: попросила еще свежевыжатого апельсинового сока.
— Где твоя машина? — спросил Банан, ожидая, когда официант вернет ему карточку.
— У крепости. Тут недалеко.
— Знаю. — Максим расписался на счете и убрал карточку в бумажник. — Я там недавно был.
Она пошла к выходу первой.
Белая рубашка с короткими рукавами и белые джинсы, плотно обтягивающие попу.
На берегу она взяла его за руку, море катило ленивые волны, лодок почти не осталось — наверное, все ушли на лов.
— Ты меня и вправду не обидишь? — спросила она.
Банан помолчал.
— Если сама не попросишь.
— Там видно будет! — с какой-то неуверенной ноткой в голосе сказала Марго.
Эйлат
— Ты спятил! — сообщила она за считанные минуты до въезда в Эйлат, когда они миновали развилку у пограничного пункта Арава, за которым начинались законные владения нынешнего иорданского короля, сына покойного Хусейна; в принципе, они уже больше часа ехали вдоль границы с Иорданией, вот она, справа, каких-то полкилометра — и видны морщинистые коричневатые горы, а слева такие же, пусть пониже, но израильские, пустыня, переходящая в пустыню, вначале Иудейская, потом — Негев, сейчас вот пустыня Паран, если верить Марго, которая совсем остекленела, вынужденная сидеть за рулем с утра пораньше, да еще и выбирать дорогу поодаль от палестинских территорий, хотя самый удобный путь пролегал как раз мимо них.
Однако рисковать вряд ли стоило.
Максим проснулся в семь; Марго спала, свернувшись забавным клубочком, стиснув в объятиях подушку и лежа как-то наискосок, даром что кровать в этом отеле была попросту непотребной ширины.
Вчера вечером, поднявшись в номер и подождав, пока она примет душ и скользнет под легкое льняное покрывало рядом с ним, ощутив ее прохладное после душа тело, Максим пожелал ей спокойной ночи, инстинктивно поняв, что будет намного лучше, если они просто уснут, и она доверчиво прижалась к нему и сразу же растворилась в своих ночных видениях: иногда он просыпался оттого, что она разговаривала с кем-то на иврите.
Он гладил ее по голове, по плечам, и она снова засыпала, а утром, когда он разбудил ее, сам уже полностью одетый — оставалось лишь убрать вещи и положить в сумку термос, — она улыбнулась, сказала «шалом», выскочила из-под покрывала и голой отправилась в душ, смешно покачиваясь спросонья.
В половине девятого, позавтракав — номер Максим оплатил заранее, чек-час наступал в двенадцать, так что они отбывали даже раньше положенного, — они сели в ее «мазду» и поехали обратно, по направлению к Тель-Авиву.
Такой она выбрала маршрут.
Конечно, можно было свернуть в сторону Назарета, проследовать по Самарии в Иерусалим, а потом вниз, к побережью Мертвого моря, откуда уже почти прямая дорога на Эйлат, но Марго показала Максиму этот маршрут на карте и забраковала его, объяснив, что вот эти заштрихованные ромбики, неравнобедренные треугольники и эллипсы суть не что иное, как навязшие ему в зубах по домашним теленовостям Дженип Наблуз и Рамалла, палестинская автономия, так что лучше ехать иным путем. Например, Нижней Галилеей до озера Кинерет, а потом по Иорданской долине к тому же Мертвому морю и дальше — само собой — на Эйлат, но тогда они не попали бы в Иерусалим, и Максим не увидел бы Великий город.
А Марго очень хотелось этого.
Может, в благодарность за то, что Банан так и не тронул ее ночью.
Кто знает.
В результате они поехали обратно той дорогой, по которой его вез Лева, и Максим не сумел полюбоваться ни роскошными холмами Галилеи, зелено-желтыми, будто прочерченными в прозрачной синеве библейского воздуха, ни столь же прозрачной синевой озера Кинерет, к которому сбегают эти холмы, ему не дано было подойти по темноватой крупной гальке к воде, вблизи уже не синей, а коричневой, но все равно кристальной, отражающей яркий желтый круг висящего над Галилеей солнца.
Впрочем, Банан все-таки подошел к воде.
