дам ему пощечину. При всех!
Ребятам понравилось это предложение, они захлопали в ладоши, а сирота нахмурился и засучил рукава. Если б вы видели, как сплелись их тела, если б вы видели выражение их лиц, вы бы сразу определили, кто борется за свисток, а кто защищает свою честь. Между свистком и честью разница немалая. Али победил своего товарища, он крепко ухватил его за рубашку и бросил на землю. Ребята разняли их. Али встал с высоко поднятой головой.
— Где свисток? — спросил он.
— Отдай ему свисток, — сказал Мехмуд-лев побежденному и, повернувшись, пошел навстречу своему приятелю.
Побежденный после некоторого колебания все же вынул свисток из кармана и протянул его своему врагу.
Али взял свисток и приложил к губам. В этот момент он похож был на жаждущего, подносящего ко рту стакан ледяной водой. Сейчас он, казалось, владел всем миром!
А ребята, окружившие его, презрительно смеялись. Да и как им не презирать его: ведь он дул в свисток, купленный на чужие деньги! Али швырнул свисток им под ноги и медленно побрел прочь. Ребята захлопали в ладоши.
Али ушел подальше от ребят, и они не стали его преследовать — ведь на улице столько разносчиков, а у них много вкусных вещей… Медленно брел сирота по переулку, пока не подошел к высокому дереву. Здесь он постоял немного, раздумывая, потом сел в тени, прислонившись к стволу. Он закрыл лицо руками, заплакал и, всхлипывая, прошептал: «Мама, мама… папа…»
А ребята на большой улице пели веселые песни…
Мальчика вывела из забытья собака, которой он отдал кусок халвы. Она сидела у головы Али и сухим языком слизывала слезы с его щеки.
Молоко в кофе и молоко в пыли
Перевод Э. Климовой
Сегодня утром, когда я встал с постели и оделся, служанка принесла мне завтрак, чтобы я поел перед уходом из дому. Я бросил взгляд на завтрак; он состоял из разнообразных блюд: здесь были и сыр, и маслины, и яйца, и молоко, и кофе. Мне захотелось есть; я взял сыра, маслин, съел яйцо и почувствовал, что уже сыт. Взглянув на молоко и кофе, я подумал: «Каждое утро я пью кофе с молоком, но сегодня я уже так сыт, что мой желудок не в состоянии принять даже капли молока!»
Я поднялся, накинул пальто и вдруг увидел свою собаку, которая смотрела на меня и виляла хвостом. Тогда я вылил молоко в ее миску.
Я доехал на поезде до Александрии, уладил там кое-какие дела, потом вернулся на вокзал. Здесь мне пришлось задержаться в ожидании обратного поезда. Вдруг я увидел мужчину лет пятидесяти, а за ним шел мальчик, очевидно его сын, с глиняным горшком в руках. Они хотели вскочить в поезд, который уже тронулся и отходил со станции. И тут мальчик упал, а на него упал отец, но, к счастью, никакой беды с ними не случилось. Однако горшок разбился, и его содержимое вылилось на землю. Это было ослепительно белое молоко. Мужчина посмотрел на разлитое молоко с таким сожалением, что, казалось, слезы вот-вот брызнут у него из глаз. Потом он побрел с сыном обратно, будто увидел в случившемся дурное предзнаменование.
Не успел я отойти, как увидел двух александрийских мальчишек, которые мчались к месту происшествия, обгоняя друг друга. Оба они были босы, с непокрытыми головами, одеты в лохмотья, едва прикрывавшие их тела. Их лица и одежда были в грязи и пыли. Добежав до того места, где разбился горшок, они опустились на колени и принялись лакать и лизать молоко — молоко с пылью, а не с кофе!
О аллах! Неужели это я сегодня утром отказался от чашки молока с кофе, тогда как эти двое несчастных довольствуются молоком, смешанным с пылью!
Вор и вор
Перевод Э. Климовой
Шейх Ахмед — худощавый пожилой человек с бледным лицом. Он так истощен и слаб, что еле передвигает ноги. Когда он смотрит на вас, в глазах его появляется блеск, который трогает струны сердца, пробуждает жалость и сострадание.
Каждое утро можно видеть, как он идет, согнувшись под тяжестью мешка со льдом, в сторону квартала ар-Рамль[7], где он разносит куски льда по квартирам и особнякам.
Несчастья и нужда заставили его взяться за это дело: он из тех бедняков, у которых не осталось уже ни сил, ни воли.
За простоту и слабость дети квартала ар-Рамль в забаву называли его «шейх Ахмед». Он, по их мнению, игрушка, которая помогает убить время, а ведь время для детей не имеет никакой ценности. Прозвище «шейх Ахмед» прилипло к этому несчастному труженику, его повторяют сейчас старый и малый, богатый и бедный, ничтожный и знатный. Разносчик льда известен в квартале ар-Рамль только под этим именем.
Мы привыкли видеть лицо этого бедняка каждое лето, когда приезжали в Александрию. Он казался нам неотделимым от песков ар-Рамля, его рощ, его неспокойного моря. Однако в этом году он не показывался целых два месяца, и мы чувствовали, будто нам не хватает чего-то привычного и издавна знакомого.
Но вот шейх Ахмед снова появился в домах квартала ар-Рамль, неся мешок со льдом на сгорбленной спине. Однажды утром он постучал в наши ворота и вошел во двор. Его смущенная улыбка словно приветствовала землю двора, стены и все, что там есть. Казалось, он стосковался по знакомым предметам. И если бы у земли и стен был язык, мы, наверное, услышали бы ответные слова любви и привета, какие произносят при встрече друзья после долгой разлуки.
Я окликнул шейха Ахмеда; он оглянулся и, спотыкаясь, подошел ко мне. Я спросил его, где он пропадал столько времени. Он ответил:
— Сидел в тюрьме, господин.
— Шейх Ахмед — в тюрьме? Но за что?
— Клянусь аллахом, я не виновен.
А как это произошло?
— Господин мой, знаешь ли ты человека, который скупает старое платье, чинит его, а потом продает на улицах?
— Да, шейх Ахмед, я знаю его и слышу его голос каждый день. Это не человек, а настоящая ходячая лавка.
— Будь благословен, о господин мой! Я вижу, ты и вправду знаешь этого человека. Так вот, однажды я попросил его продать мне платье, которое висело у него на руке. Стали мы спорить с ним о цене. Но у меня было всего десять пиастров[8], этого ему показалось мало, и он пошел своей дорогой. Однако, пройдя несколько шагов, он обернулся и крикнул мне: «Давай деньги и бери
