Следующие два дня оба не находили себе места. Они не могли даже заставить себя пойти в институт, боясь увидеть Лену. Ведь предстоящая встреча в кафе означала переход от слов к делу. Оба ясно понимали сейчас, что раньше все была игра. А теперь… Встречаясь, они все еще пытались щеголять друг перед другом своей решимостью. Но в тот вечер, перед тем как идти в кафе, Арнольд не выдержал первый.
— А что, если их поймают? — нервно спросил он, завязывая галстук перед зеркалом.
Растягаев как будто ждал этого вопроса.
— При чем здесь мы? Кто им поверит? — и, помолчав, озабоченно спросил: — Ты деньги-то взял?
— Взял. Пошли. Будь что будет.
— Ну, ты не очень-то трусь.
— Это я-то? Ха.
Они отправились пешком, инстинктивно стараясь отдалить пугающий момент встречи с каким-то неизвестным Митей.
В кафе было людно. Арнольду и Растягаеву пришлось дожидаться, пока освободится отдельный столик. Наконец они уселись, тревожно озираясь по сторонам. Зои не было видно. Вскоре она появилась где-то в конце зала и сейчас же исчезла, потом снова появилась, держа в руках поднос, но к друзьям не подошла, хотя Арнольд заметил, что она их видела.
Тем временем другая официантка подала им меню, и друзья довольно сбивчиво заказали что-то. Оба непрерывно курили.
— Когда этот тип появится, — шепотом сказал Растягаев, — ты с ним говори так, чтобы он сразу почувствовал разницу между нами.
— Будь спокоен.
Тревожное ожидание продолжалось. Наконец Зоя прошла мимо них и, не поворачивая головы, тихо сказала:
— Митя сейчас придет.
Прошло еще минут двадцать. Друзья нехотя отхлебывали кофе, — два пирожных остались нетронутыми: оба но могли себя заставить проглотить ни кусочка.
Но вот снова появилась Зои. Вслед за ней вразвалку шел невысокий, коренастый парень, курносый и с виду добродушный, одетый щеголевато и безвкусно. Поравнявшись со столиком, за которым сидели приятели, он недружелюбно спросил у Зои:
— Эти?
Та кивнула в ответ головой и ушла.
Парень бесцеремонно уселся за столик, смерил Арнольда и Растягаева прищуренным, оценивающим взглядом и сказал, доставая из кармана коробку дорогих папирос:
— Ну, здрасте, уважаемые. Мое вам с кисточкой. Оба его новых знакомых поздоровались вежливо, с достоинством, в котором, однако, сквозили плохо скрытая брезгливость и опаска.
Мите оба парня не понравились. «Фраера и белоручки», — мысленно решил он. Но инструкция Папаши была совершенно определенной, и он грубовато буркнул:
— Выкладывайте, чего там у вас.
— У нас к вам прось… поручение, — неуверенно начал было Арнольд, но под ироническим взглядом Растягаева поспешил принять высокомерный тон
Митя в ответ ухмыльнулся.
— А дальше что скажешь?
— Нет, хотите? — настаивал Арнольд.
— Брось крутить, — сердито ответил Митя. — Я этого не люблю. Говори точно, чего надо?
— Нам надо, чтобы вы выполнили наш приговор, — и Арнольд важно хлопнул себя по карману пиджака.
— Приговор? Скажи, пожалуйста. Ну, давай почитаем.
— Этого не требуется, — вмешался Растягаев. — Приговор такой: смерть.
— Ишь ты! — еще больше изумился Митя. — И кого это вы?
— Женщину!
Митю внутренне всего передернуло. «Ах, гады, — мелькнуло у него в голове. — Небось за любовь порешить девку хотят». Но, вспомнив о Папаше, он сдержался.
— А кого именно пришить желаете? — спросил он.
— Сначала дайте ваше принципиальное согласие, — важно объявил Арнольд. — Потом назовем имя. Получите пятьсот рублей.
— За это мараться? — Митя презрительно сощурился. — Валите сами.
— Как угодно, — небрежно пожал плечами Арнольд. — Только деньги на земле не валяются. Их заработать надо.
При этих словах в Мите вновь закипела злость. «По вашим рожам видно, как вы деньги зарабатываете, сволочи», — подумал он, но опять сдержался. Одна мысль успокоила: «За полкуска Папаша мараться не будет». Но узнать надо все. Взгляд его скользнул по пиджаку Арнольда, и вдруг Митю осенило. Он спокойно сказал:
— Согласие будет. А знакомство наше требуется обмыть.
— Что ж, принимается, — ответил Растягаев.
В этот вечер они выпили много, и Митя несколько раз даже пытался обнять своих новых знакомых.
Перед самым закрытием кафе они, шатаясь, вышли па улицу, условившись через два дня встретиться вновь. Митя обещал дать твердый отпет.
Когда они, наконец, расстались, Митя с усмешкой поглядел вслед удаляющимся приятелям, затем подошел к освещенной витрине магазина и вынул из кармана сложенный лист бумаги. С сосредоточенным видом он несколько раз перечитал его, потом остервенело плюнул и, спрятав бумагу, отправился восвояси. Он был теперь полностью уверен, что вечер пропал даром. «Кто же будет связываться с этими вонючими фраерами», — думал он по дороге. Другие заботы и тревоги владели им сейчас.
Но Митя опять — в который уже раз за последнее время — жестоко ошибся.
На столе зазвонил телефон. Кто-то снял трубку.
— Сергей! Сандлер вызывает.
В просторном и строгом кабинете Сандлера за эти дни ничего не изменилось. На аккуратно прибранном столе около массивной чернильницы лежали остро отточенные цветные карандаши и толстая зеленая папка с бумагами. В несгораемом шкафу торчала связка ключей.
Сандлер легко поднялся со своего кресла и пожал руку Сергею.
— Итак, — сказал он, похлопав рукой по лежавшей перед ним папке, — продолжаем операции по делу «пестрых». На время болезни Гаранина старшим опергруппы, занимающейся этим делом, назначаю вас. Предстоит ответственная операция. Для начала хочу обратить ваше внимание вот на что.
Он раскрыл папку, перелистал бумаги и вынул билет в цирк, отобранный при обыске у Ложкина.
— Что вам говорит этот билет, Коршунов?
Сергей не спешил с ответом.
Незаметно для самого себя он теперь приобрел привычку спокойно обдумывать свои слова, неторопливо и тщательно взвешивать обстоятельства дела. Былая порывистость и горячность проявлялись теперь лишь в веселом азарте при спорах с товарищами да быстрой реакции и мгновенной ориентировке в трудных и опасных обстоятельствах. И Сандлер еще раз с удовольствием отметил про себя эти перемены.
— Я думаю, — сдержанно произнес Сергей, — что Ложкин собирался встретиться вчера с кем-то в цирке. Возможно, с Папашей. Ведь и Пересветов с ним там встречался.
— Вот именно. Ну, а еще?
— Пока сказать трудно, — ответил, помолчав, Сергей.
— Вы когда-нибудь были в цирке? — усмехнулся Сандлер.
