немало времени и жертв, Многие рабочие на то, чтобы приобрести хотя бы часть того, что имели Картеры к тридцати годам, тратили всю жизнь.
Когда Гармону Картеру исполнилось восемнадцать и он задумал свой план, Роберте было семнадцать, и звали ее Бобби Уэлч. В то время Гармон уже три года, с тех пор как он в пятнадцать лет покинул среднюю школу, работал рассыльным на фабрике. Бобби работала на доктора Джеральда Квимби как секретарь на неполный рабочий день и уборщица. В тот год молодой д-р Мэтью Свейн служил в Ганновере в больнице Тери Хитчкок. Предполагалось, что молодой Свейн, как тогда звали Дока, отработав в Ганновере, вернется в Пейтон-Плейс и будет работать в офисе старого доктора Джеральда Квимби. Старому Квимби тогда уже было семьдесят четыре года, и он очень нуждался в молодом помощнике.
Бобби и Гармон встречались, и было понятно, что они поженятся, как только Гармон получит повышение и из рассыльного превратится в клерка. Молодые люди прогуливались вместе или проводили вечера, сидя на увитой виноградом террасе Бобби, так как у Гармона не было денег на более дорогие развлечения. Они обсуждали друг с другом работу, и Гармон часто смеялся над старым Квимби и над тем, насколько он во всем зависит от Бобби. В один прекрасный вечер он перестал над этим смеяться и тогда же задумал свой великий план. Гармон осторожно, так чтобы не напугать Бобби дерзостью своего замысла, посвятил ее в свой план. Для начала он пробудил в ней недовольство тем будущим, которое ждало их впереди. Гармон особенно подчеркнул постоянную нехватку денег, которая сопровождала их жизнь, жизнь их родителей, бабушек и дедушек.
— Чтобы делать деньги, нужно тратить деньги, — говорил он.
И:
— Лучший способ получить деньги — получить наследство от богатого родственника.
И:
— От зарплаты до зарплаты — это жизнь семьи клерка.
И:
— Ты так прекрасна. У тебя должно быть все. Меха, драгоценности, шикарная одежда. Я не могу дать тебе это и никогда не смогу, из-за моей работы.
Наконец, семена были посеяны и начали давать всходы. Белокурая толстушка Бобби, всегда довольная собой, начала представлять себя высокой, грациозной женщиной, которая должна одеваться в меха и носить дорогие парижские туалеты. Довольство собой сменили неудовлетворенность и ощущение обмана судьбой Гармон сделал второй шаг.
— Старый док Квимби имеет все, — говорил он ей.
И:
— У старого дока Квимби денег больше, чем нужно одному человеку.
И:
— Док Квимби — старик. Женщине достаточно умной, чтобы прибрать его к рукам, не придется долго ждать денег.
И:
— Старый док Квимби целиком зависит от тебя. Он нуждается в тебе. Если ты хочешь сделать этот шаг и выйти за него, я подожду.
Сначала, конечно, Бобби была шокирована. Она говорила, что любит Гармона и всегда будет его любить, богатого или бедного, больного или здорового. На что Гармон тут же заметил, что, если ее любовь так велика, она не исчезнет и за то время, пока Бобби будет замужем за доктором Квимби, даже если проклятый старый дурак протянет еще пять лет. Бобби увидела логику в рассуждениях своего возлюбленного, и программа заманивания и обольщения старого Квимби началась. Как потом они часто говорили друг другу — это было длинное восхождение. Старина Квимби вдовствовал уже двадцать лет, и, пока он мог себе позволить нанять кого-нибудь, чтобы за ним присматривали, это положение вещей его вполне устраивало. Бобби, под руководством Гармона, забросила крючок. Она грозила бросить работу; отказывалась готовить старику; оставляла его одежду там, где он ее бросил; распространяла по городу слухи о том, что доктор — гнусный, старый распутник и на него невозможно работать. Старый док Квимби был не в состоянии найти замену Бобби и легко сдался. Бобби вышла за него замуж, и Пейтон-Плейс содрогнулся — сначала от шока, а потом от смеха. Старого дока Квимби называли в городе выжившим из ума идиотом, старым дураком, каких свет не видывал, и старым кретином, который даже не в состоянии заметить, что ему постоянно наставляет рога Гармон Картер. В этот неприятный момент на сцене появился молодой Свейн. Бобби, руководимая Гармоном, отказалась впустить в дом молодого доктора. В конце концов, как заметил ей Гармон, возможно, у старого Квимби действительно достаточно денег, но совсем не обязательно, чтобы какую-то их часть он выплатил Мэтью Свейну. Разозленный молодой доктор повернулся спиной к большому дому на Кленовой улице, где, как он предполагал, будет его первый офис, и отправился в дом своих родителей. Он повесил вывеску у входа в их большой «южный» дом на Каштановой улице и потом никогда об этом не жалел. Когда люди пошли лечиться к молодому доку Свейну, Пейтон-Плейс начал смеяться еще больше. В конце концов город засмеял старого доктора до смерти. За две недели до первой годовщины их свадьбы с Бобби старый Квимби приставил револьвер к виску и нажал на курок.
Маленькие города славятся долгой памятью и острыми языками, и Пейтон-Плейс не пощадил Бобби Квимби и Гармона Картера. Прошли годы, прежде чем эпитеты, которыми город награждал их, смягчились — от «шлюхи» и «сутенера» до «проститутки» и «работорговца». Потребовалось немало лет, чтобы дом на Кленовой улице перестали называть «дом Квимби» и стали называть «дом Картеров»; да и пока миссис Картер добилась того, чтобы ее называли Роберта, а не фривольным и, по ее мнению, проститутским именем Бобби, прошел тоже не один год. Даже теперь, когда ей было уже за пятьдесят и она была больше тридцати лет замужем за Гармоном и имела шестнадцатилетнего сына, все равно были такие, кто все помнил. Именно поэтому Роберта и Гармон Картер так настойчиво искали сочувствия, когда говорили обо «всем, что они сделали» для Теда. И потому, что были старики с длинной-длинной памятью, которые имели привычку пересказывать скандальные истории своим детям, в Пейтон-Плейс хорошо относились к Теду. Когда он настоял на том, чтобы пойти работать во время летних каникул, город его одобрил.
— Молодой Картер не собирается, как его родители, жить на деньги старого Квимби, — говорил Пейтон-Плейс. Когда же горожане увидели, как Тед Картер жарким июльским вечером идет по улице Вязов с коробкой конфет под мышкой и сворачивает к больнице, где лежит его возлюбленная, они приветствовали его.
— Славный парень, этот Картер, — говорил город. — Приятно видеть, как он ухаживает за Селеной Кросс. Для девочки из хижин — она очень хорошая девочка.
Унижение Роберты и Гармона — вот что приветствовал Пейтон-Плейс. Видеть, как молодой Картер ухаживает за девочкой из хижин, после того как его родители приложили столько усилий, чтобы избежать того, что окружало Селену, — в этом была своеобразная прелесть и поэтическое возмездие.
Как говорили в Пейтон-Плейс — после стольких лет Роберта и Гармон Картер наконец получили свое.
ГЛАВА VIII
Тед Картер быстро спустился вниз по улице Вязов и вышел на широкое шоссе, которое связывало Пейтон-Плейс с Уайт-Ривер и называлось маршрут 406. В одной миле от центра города, если идти по этому шоссе, располагалась больница. Тед шел быстро, раскачивая одной рукой в такт своим шагам. За два года он оправдал те надежды, что подавал в четырнадцать лет. Теперь он был всего на один дюйм выше шести футов и весил приблизительно сто семьдесят фунтов. И хотя грудь и плечи у него были широкими для его возраста, Тед казался худощавым: занятия спортом и работа на свежем воздухе не позволили ему набрать ни одного лишнего грамма жира и сделали его тело мускулистым.
Старики всегда с удовлетворением смотрят на такое тело, как у Теда Картера. Все не так плохо, если на нашей земле рождаются такие ребята, говорят они. Летом 1939 года, когда шепот о войне в Европе
