действительно сумасшедшая, как о ней говорят, от нее можно всего ожидать. Не мог Норман и ворваться сквозь изгородь во двор Кардов. Они были так дружелюбны, поили его лимонадом и даже обещали дать ему любого, на выбор, котенка Клотильды. Что же они о нем подумают, когда узнают, что он за ними шпионил? Норман снова посмотрел в щель. Мистер Кард стоял на коленях, уткнувшись лицом в плоть жены, миссис Кард лежала, откинувшись в шезлонге, слегка раздвинув ноги, и беззвучно улыбалась.
«Я должен выбраться отсюда! — в отчаянии думал Норман. — Поймает меня мисс Эстер или нет, я должен выбраться!»
Он немного приподнял голову, так чтобы его глаза были на уровне террасы, и тут он понял, что может не волноваться — мисс Эстер за ним не погонится. Напряженно выпрямившись и сцепив руки, она сидела в кресле и стеклянными глазами смотрела в брешь в изгороди, над ее верхней губой выступили капельки пота. Гладкошерстный, жирный черный кот, тихо мяукая, терся о ее ноги, стараясь привлечь к себе внимание. Норман вскочил и побежал. Мисс Эстер так и не повернула голову в его сторону.
— Что случилось с твоей рубашкой, Норман? — спросила Нормана мама, когда он вернулся домой. — Она вся зеленая от травы.
Норман никогда не обманывал свою маму. Правда, были вещи, о которых он ей не говорил, но он никогда ей не врал.
— Я упал, — сказал он. — Бежал по парку и упал.
— Боже мой, Норман, сколько раз я говорила, что ты не должен бегать по такой жаре?
Позже, после ужина, Эвелин заметила, что у них кончился хлеб и послала Нормана к Татлу. По пути из магазина домой Норман проходил мимо дома мисс Эстер Гудэйл, — это было в короткий, быстро проходящий период между сумерками и наступлением темноты. Он как раз поравнялся с домом, когда услышал самый страшный звук из всех, что когда-нибудь слышал. Норман положил буханку на тротуар и вернулся к дому мисс Гудэйл. В нем была какая-то пугающая уверенность, он точно знал, что он там увидит, но ноги сами несли его вперед.
Мисс Эстер сидела в своем плетеном кресле-качалке. С тех пор как Норман видел ее днем, она не изменила своего положения, но ее осанка приобрела новое качество, — она будто окостенела. Норман взглянул на кота, который, как безумный, воевал с веревкой, связывающей его с окоченевшим трупом в кресле. Кот прыгал, изворачивался, но не мог освободиться от мисс Эстер, и все это время он издавал ужасные, пронзительные звуки.
— Замолчи! — прошептал Норман со ступенек террасы. — Замолчи!
Но перепуганное животное его даже не заметило.
— Замолчи! Замолчи! — голос Нормана поднялся почти до крика, но кот не обращал на него внимания.
И когда Норман больше уже не мог этого выносить, он бросился на кота и сцепил руки у него на шее. Кот сопротивлялся изо всех сил, он царапал Норману руки, но тот не чувствовал боли, — казалось, просто кто-то кисточкой проводит красные полоски на его руках. Норман сжимал и сжимал горло кота, и, даже когда понял, что кот уже мертв, он все равно, рыдая, сжимал его горло и все время повторял:
— Замолчи! Замолчи!
Мисс Эстер нашел мистер Кард. Они с женой вечером ходили в кино, и, когда, вернувшись, он открыл заднюю дверь, чтобы выпустить Клотильду, кошка сразу побежала на задний двор мисс Гудэйл.
— Господи Иисусе! Вы бы только это видели! — говорил позднее мистер Кард. — В кресле сидела мисс Эстер, прямая, как палка, и мертвая, как гвоздь, и этот кот со сломанной шеей, все еще привязанный к креслу. Чего я не могу понять, так это почему кот не царапался, когда она его душила? На ней не было ни единой царапины!
— Ну теперь-то уж, наверное, все позади, — сказал Сет Басвелл, разделяя выпивку со своим усталым другом Мэтью Свейном.
— Говорят, смерть приходит троицей, — сказал Док, улыбаясь и как бы не придавая серьезности своим словам.
— Суеверная болтовня, — зло сказал Сет, зло, потому что боялся, что его друг прав. — Просто были плохие времена, но теперь все позади.
Мэтью Свейн пожал плечами и отпил из бокала.
У себя дома, в туалете, склонившись над унитазом, стоял Норман, — его рвало, а рядом Эвелин поддерживала его за голову.
— Я подрался, — сказал Норман, когда Эвелин спросила его о глубоких царапинах на руках.
— Твой маленький животик расстроен, дорогой, — нежно сказала она. — Я поставлю тебе клизму и уложу в постель.
— Да, — тяжело дыша отвечал Норман. — Да, пожалуйста, — в его голове все смешалось: Эллисон, Карды, мисс Эстер и ее кот.
На холмах за Пейтон-Плейс бушевал неусмиренный огонь.
ГЛАВА XIX
Все, что было известно людям о том, как бороться с лесными пожарами, было сделано в Пейтон- Плейс в первую неделю сентября. Были устроены встречные пожары, но они оказались бесполезными, так как покрытые лесами холмы горели одновременно в нескольких местах. Утомленные двадцатичетырехчасовой сменой мужчины, сгибаясь под тяжестью насосов, выстроились на асфальтовой дороге, идущей через холмы, и терпеливо ждали, когда огонь доберется до их позиции. Другие, более опытные мужчины сражались на неасфальтированных дорогах, где с двух сторон их окружали высокие, охваченные огнем деревья, и везде борьба была бессмысленна, так как силы были слишком неравны. Пожар, окруживший Пейтон-Плейс летом 1939, не поддавался контролю по той простой причине, что горящий лес всегда не поддается контролю. Слишком много огня на слишком большой территории и слишком мало людей и техники, плюс ветер, которого как раз достаточно для того, чтобы огонь разгорался сильнее, и очень, очень мало воды. Единственным источником воды, который не иссяк в засуху 39-го, была река Коннектикут.
— Когда огонь достигнет реки… — говорили люди и замолкали. Если пожар будет продвигаться на запад, он неминуемо дойдет до реки и остановится, но на востоке не было реки, которую по глубине и ширине можно было бы сравнить с Коннектикут.
— Если бы пошел дождь… — это был единственный выход, и об этом знали все. Огонь подбирался все ближе к Пейтон-Плейс, до города уже оставалась всего одна миля. Все смотрели вверх на безоблачное сентябрьское небо и говорили: «Если бы пошел дождь».
Магазины и прочие заведения в городе не работали либо открывались на два часа в день, на время, когда люди возвращались с пожара. Фабрика была закрыта вообще и не только нехватка текстильной продукции заставляла Лесли Харрингтона сыпать проклятьями и мерить шагами свой кабинет. В северной части Новой Англии было заключено джентльменское соглашение, по которому наниматель продолжает платить своим работникам в то время, пока они борются с пожаром, — так, будто они выполняют свою обычную работу. Лесли бесился из-за чрезмерно высокой цены пожара и из-за того, что он никак не мог повлиять на ситуацию. Как бы он ни злился и ни ругался, этим пожар было не остановить. К концу первой недели сентября Лесли Харрингтон был единственным здоровым мужчиной в Пейтон-Плейс, который ни разу не побывал на холмах.
— Пожар и так обходится мне не дешево, — говорил он. — Я переплатил в сотни раз за право сидеть и смотреть это шоу.
К тому же приближался День труда, и Лесли было чем заняться. Помимо фабрики, Харрингтон владел небольшим луна-парком. В городе ходила старая, заезженная шутка о луна-парке Лесли. Рабочие с фабрики говорили, что Лесли держит их на работе все лето, чтобы иметь возможность вытянуть из них деньги на колесе фортуны и других аттракционах, где были наиболее высокие ставки. Лесли перешел во владение