животной физиологией уже не имеет. Это живая, бессмертная, сознательная энергия-материя, правда, обладающая уникальной индивидуальностью. Но… чтобы родился люден, человек должен умереть.
В это время глайдер пронесся невдалеке от нас и луч солнца, отразившись от его корпуса ударил мне в лицо. Я зажмурился и прикрыл глаза козырьком ладони.
— И сказали мне, что эта дорога ведет к океану смерти… — тихо произнес я.
Неожиданный порыв ветра вдруг поднял листву, собравшуюся на площадке от висячих садов, закружил ее маленьким смерчем и понес к нашему столику, но, немного не дойдя до нас, ослабел и опал.
— Но не внял я советам благоразумных и осторожных, — так же тихо сказала Аико, — с полпути повернувших назад, заблудившихся на глухих, кривых, окольных тропах. Я набрался решимости умереть и с молитвой отправился в путь, и эта дорога привела меня к океану Бессмертия…
— Хм…, — я с улыбкой взглянул на нее, — помниться, там было другое продолжение.
— Вы предпочитаете то продолжение? — спросила Аико, тоже улыбаясь.
— Ну, уж нет… ваше мне больше нравится.
— Тогда, мой верный рыцарь, приезжайте послезавтра в институт, часов в десять утра… Вас встретит отец. Он тоже хочет с вами поговорить и заодно посвятит вас в тайны нашего рыцарского Ордена.
— Шпагу с собой брать? — невинно спросил я.
Мы рассмеялись.
— Шпага, Максим, я думаю, вам не понадобиться. А сейчас мне пора, — сказал Аико, поднимаясь.
Я тоже поднялся.
Аико сделала шаг ко мне, и взяла мои руки в свои, и заглянула мне в глаза. Я заглянул в ее глаза и вдруг почувствовал как безмерные любовь и нежность затопляют все мое существо и почти разрывают мне сердце…
— Вы д
Я потрясенно смотрел ей вслед.
(Тот же день, вечер)
И снова я сидел в кресле у распахнутого почти во всю стену окна, смотрел на алые неровные полосы облаков на горизонте, на объятые мягким вечерним солнцем вертикали тысячеэтажников и пытался осмыслить все потрясения последних дней. Калям мирно дремал у меня на коленях.
Конечно, эта встреча с Аико, произвела на меня глубокое впечатление. Я почувствовал, какое нелегкое бремя несет она на своих хрупких плечах. Ну что же, если мне действительно дается возможность взять на себя часть ее бремени, я был готов подставить свои плечи. Думал ли я, когда писал свой первый мемуар, подводя, так сказать итоги «прожитой жизни», что, на самом деле это лишь начало «жизни новой», лишь долгая подготовка и что главное еще впереди. Да и в самом деле, разве можно остановить процесс эволюции «запретом вышестоящих предписаний», как это, может быть, хотелось кому-нибудь в Мировом Совете.
Итак, сейчас Аико и Ростислав «наводят мосты» между нашим миром и миром люденов, что само по себе поразительный факт. И мне предлагается включиться в эту работу. Причем работа ведется и с той стороны. Людены помогают нам. И это тоже не менее поразительный факт. Что там вещал Даня Логовенко на встрече у Горбовского: «Девяносто процентов люденов совершенно не интересуются судьбами человечества и вообще человечеством». Ан нет, друг мой люден! Видимо, и людены тоже разные бывают. Есть, видимо, среди оставшихся десяти процентов, и те, кому судьбы человечества отнюдь не безразличны. Да и сам Логовенко тоже вон в «акушеры» подался, на земле сидел, «роды», так сказать, «принимал». Разве это не жертва, будучи почти богом, запихнуть себя на целые годы в тело человека!
Я думал об Амайи Ито, матери Аико. Она не попала в поле зрения КОМКОНа-2 тогда, тридцать лет назад в период Большого Откровения, по крайней мере, насколько я помню, она не проходила ни по одному из списков потенциальных люденов. По-видимому, именно тогда она была опознана люденами как своя и вступила на путь «психофизиологического» восхождения. Представляю, какую драму ей пришлось пережить, обрывая связь с мужем и маленькой дочерью. Но уходя, она оставила после себя Аико, она оставила после себя Надежду для всех нас, тех, кто, уже навсегда потерял всякую надежду. И сейчас она помогает нам с той стороны. Разве это не проявление жертвенной любви к тому же человечеству. Нет, друзья мои, не все тут так просто. Любовь. Это серьезно. Даже для людена. И тем более для людена. Какой же ты бог, если ты не способен протянуть руку помощи с любовью и состраданием своим меньшим братьям, чтобы помочь им подняться до твоего уровня. Равнодушная бестия ты тогда, а не бог, массаракш.
Я поколдовал над молекулярным синтезатором и сотворил себе и Каляму скромный ужин. Мне захотелось, почему то, яблочного пирога с холодным молоком. Каляму я сделал кошачью смесь и налил молока в блюдце. Поужинав таким образом, мы уселись в кресло у распахнутого окна (т. е., конечно, я уселся, а Калям снова улегся у меня на коленях). Я принялся снова размышлять, поглаживая Каляма и почесывая у него за ушами. Он тут же задремал и замурлыкал. Вот уж кого не волнуют проблемы жизни, смерти и эволюции. Приятный вечерний ветерок ласкал мне лицо. В небе зажглись первые звезды и город засверкал россыпями огней.
«Смерти быть не должно», сказала Аико, «…тело должно преобразиться, чтобы жить по законам бессмертия». Да и в самом деле, разве есть ли какая либо другая проблема, которая столь мучительно остро стоит перед каждым человеком и требует своего решения. Есть в смерти какая-то тайна, загадка. Все умирают. До сих пор этот закон несет на себе печать абсолютности и непреложно довлеет над человечеством. Мы научились продлять жизнь. Но сделало ли это нас счастливее? Ведь это только отсрочка. Да, и как выяснилось, нет особого удовольствия жить в дряхлеющем теле по сто с лишним лет, да еще при наличии, скажем, целого букета болезней, даже если тело еще способно влачить жалкое существование. Какой смысл двести лет подряд, кряхтя, таскать этот обременительный мешок с костями. Кому, скажите на милость, от этого польза и приятственность? «Кряхтя, мы встаем ото сна. Кряхтя, обновляем покровы. Кряхтя, устремляемся мыслью. Кряхтя, мы услышим шаги стихии огня, но будем уже готовы управлять волнами пламени. Кряхтя». Улыбаюсь. Где-то я это вычитал. Но где, убей, не помню. Но писал человек, по всей видимости, уже в годах и с незаурядным чувством юмора.
«Само тело должно преобразиться». Да. Вот здесь разгадка. Надо преодолеть эту самую энтропию в своем теле. И как раз это и удалось осуществить люденам. А сейчас это пытаются осуществить Нехожин и Аико. «Дайте мне Новое Тело и я переверну Вселенную». А это уже мой каламбур. На манер Архимеда.
Так какой же фактор все же объединяет всех этих людей: членов группы «Людены», людей страдающих СБО (себя я уже, похоже, должен вычеркнуть из их числа), и Асю, которая просто очень любила Тойво, и страдала от невозможности быть вместе с ним? Что у них всех общего? Похоже, Нехожин о чем-то догадывается, но почему-то решил предоставить мне самому поразмышлять на эту тему.
И тут вдруг меня осенило: «Постойте, постойте…» Я поднялся с кресла, опустил Каляма на пол, и в возбуждении начал ходить туда-сюда по комнате.
Общее у них то, что все они очень близко к сердцу приняли «Большое Откровение». Так? Так. Они жили этим или страдали от этого. Возможно, этот фактор как-то связан с глубоким эмоциональным откликом человека на проблему «Большого Откровения», или с глубоким интересом к этой проблеме, с желанием или стремлением «эволюционировать» или же со страданием от невозможности «эволюционировать», что на поверку оказывается тем же самым стремлением «эволюционировать», как у людей, страдающих от СБО. Или с глубокой эмоциональной связью с любимым человеком, который стал люденом, что означает желание воссоединиться с ним, а значит выйти на его уровень и опять же «эволюционировать», как в случае с Асей. Похоже, фактор, вызывающий появление у человека «третьей импульсной» в некотором смысле зависит от самого человека. Если явно или скрыто в человеке присутствует подобное стремление, если это стремление
