— Мэллори, это именно то, чего ты хотела, — напомнил ей Дрю.
— Ты должен был меня отговорить, — заявила та.
— Адам! Бей сюда! — закричал Дрю голосом, который без всяких слов сообщил Мэлли, что он об этом думает. Парень бросился бежать по еще не просохшему полю, бросив через плечо: — Пожалуйста, когда ты в следующий раз попросишь меня не вмешиваться, напомни мне, что я должен вмешаться.
Любовь до жизни
А тем временем в удушающе жаркой комнате старого особняка в Тыквенной лощине женщина, предложившая Мерри снять куртку и присесть на диван, побледнела так, что стала одного цвета со своим белоснежным пушистым халатом. Ее длинные светлые, но посеребренные сединой волосы были заплетены в изысканную косу, а гладкая, лишенная морщин кожа лица и мягкие белые руки, казалось, никогда не видели солнечного света. А эти цвета морской волны глаза и грустную улыбку Мерри уже полюбила в ее сыне. Перед ней, вне всякого сомнения, сидел человек, подаривший Бену его синие глаза и, что было еще важнее, доброту. Над камином в гостиной, куда женщина провела Мередит, висели картины, выполненные маслом с фотографий. Одна из них изображала парня с квадратным подбородком отца, короткой стрижкой и такими же глазами, глазами их матери.
На втором портрете был Бен.
Мерри положила руки на колени и заплакала. Мистер Хайленд вошел в комнату с подносом в руках. Поставив его на столик, он вручил девочке большой квадратный платок, пахнущий отбеливателем и солнцем. Когда она отняла его от глаз, платок оказался испачкан тушью для ресниц, отчего Мерри почувствовала себя еще более несчастной.
— Скажи мне, — заговорила Хелен Хайленд, опускаясь на маленький красный диванчик напротив Мередит. — Повтори мне то, что ты говорила о Бене. Я не рассержусь.
— Вы мне не поверите, — ответила Мерри.
Она взяла чашку с какао и кивком поблагодарила отца Бена. Однако в этой комнате было слишком жарко для какао. Ей ужасно хотелось воды, но, сделав глоток горячей жидкости, девочка обожгла язык, и это помогло ей вернуться к реальности.
— Вполне возможно. Но ведь если ты проделала такой путь, значит, тебе есть что сказать. И может оказаться, что это очень важно. Для того чтобы потерять сознание на похоронах, надо иметь очень вескую причину.
— Я хотела расспросить вас о Бене. Сначала вы расскажите мне о нем. А потом я расскажу вам то, что знаю я. Позвольте мне перевести дыхание, — попросила Мерри.
Миссис Хайленд выполнила ее просьбу.
Сначала она рассказала Мередит о Дэвиде, своем первенце, мальчишке до мозга костей. Он увлекался спортом и был настоящим непоседой. Как ни странно, парень пошел по стопам матери и теперь преподавал английский язык в Калифорнийском университете, в Санта-Барбаре. У Дэвида было пять сыновей и дочерей. Двое уже учились в колледже, младший приходился ровесником Адаму.
По словам миссис Хайленд, Бен боготворил Дэвида. Но совершенно не походил на старшего брата, будучи мечтательным, задумчивым и очень стеснительным. Мать и младший сын были очень близки. Они вместе посадили фруктовый сад, и миссис Хайленд часто пекла яблочные пироги и готовила персиковый джем. Юный Бен помогал маме и в этом. А деревья продолжали плодоносить и по сегодняшний день.
Хотя Бен вечно что-нибудь читал и блистал в сочинительстве, он стремился заслужить и отцовское одобрение. Поэтому занялся индивидуальными видами спорта. Дэвид играл в бейсбол и баскетбол. Бен увлекся бегом и теннисом. В беге по пересеченной местности он добился изрядных успехов. Миссис Хайленд сказала, что Бен участвовал в первенстве штата и занял третье место в своей возрастной группе. Он говорил матери, что бег помогает ему упорядочить мысли.
— Именно так он и выражался, даже когда ему было всего лет десять-одиннадцать, — улыбнулась миссис Хайленд. — Он так и говорил: «Мне необходимо упорядочить свои мысли».
В детстве Бен был настолько застенчив, что Хайленды забеспокоились. Поскольку мальчик почти не говорил, они решили показать его логопеду.
— Но оказалось, что Бен, — продолжала миссис Хайленд, — просто ждал, пока ему будет, что сказать. Однажды он написал сочинение о подростковом возрасте как времени прощания с иллюзиями детства. Эссе послали на конкурс, где оно заняло первое место. «В большинстве своем люди не становятся астронавтами или кинозвездами, фотографами редких животных или археологами. И даже владельцами лошадей и автомобилей, о которых грезили в детстве. У подростка уже нет времени предаваться бесплодным мечтам. Ему необходимо взять лучшее из того, что может предложить жизнь, и попытаться отыскать в этой пропозиции хоть что-то от своей детской мечты. Люди, так и не ставшие астронавтами, могут любоваться звездами с горных хребтов, на которые им удалось взобраться, — писал в своем сочинении Бен. — Они могут помогать спасать животных от вымирания. Но в любом случае, когда жизнь вступает в свои права, мечты неизбежно лишаются своей позолоты».
— Грустно, но, насколько я могу судить, это правда, — произнесла Мерри. — Это звучит так, будто Бен знал…
— Я тоже часто об этом думала, — кивнула Хелен Хайленд. — Мне приходило в голову, что он предвидел, какое будущее его ожидает.
Женщина неторопливо рассказывала о том, что мечтала стать писательницей и поэтессой, но позже ей понравилось учить других людей тому, что некогда восхитило ее саму.
— Я была счастлива, когда делилась своими знаниями с Беном. Я думала, что, возможно, он когда- нибудь станет писателем.
Она сообщила Мерри, что семья Хайлендов относила себя к убежденным пацифистам, не одобрявшим войны во Вьетнаме. Когда Дэвид поступил на военную службу, родители разволновались. Для него это было не столько делом принципа, сколько вопросом товарищества со старыми друзьями. Если ему бросали вызов, он всегда его принимал, какой бы авантюрной ни была та или иная затея. Но в армии Дэвид стал журналистом и в боевых действиях так ни разу и не участвовал. Его письма Бену будоражили воображение младшего брата. На глазах миссис Хайленд Дэвид, сам того не осознавая, бросил брату вызов.
Когда Бен оставил школу и за месяц до выпускного вечера вступил в армию, родители пришли в ужас. Мало того что, не имея ни малейшего житейского опыта, их сын был обречен стать пушечным мясом, — его еще и послали в самое кровопролитное сражение этой бессмысленной войны.
— Это место назвали Холмом Гамбургеров, — добавил мистер Хайленд. — Происхождение такого названия достаточно… очевидно. Даже сейчас мне невыносимо трудно об этом говорить. Бен был простым пехотинцем. В своем первом и последнем письме он выражал надежду на то, что мы будем им гордиться, потому что он стал настоящим мужчиной, как и Дэвид.
— Это письмо, — продолжала рассказывать миссис Хайленд, — в клочья изорвало мою душу. Я возненавидела весь мир. И все время перечитывала стихи, которые он писал, когда был подростком. Мы позвонили ему, умоляя сделать попытку комиссоваться по медицинским показаниям. Бен был совершенно не приспособлен к военной жизни. Но он хотел быть таким как все. Думаю, он боялся оказаться трусом…
— Его никто и никогда не обвинял в малодушии, — снова вмешался мистер Хайленд. — Бена никогда не обижали в школе. У него было много друзей. Его любили. Он был счастлив дома и никогда не проявлял ни малейшей склонности к насилию. Мы до сих пор считаем, что тот поступок был для него неким тестом на мужество. Тестом, который закончился трагедией.
Вскоре после того, как двухнедельная битва закончилась, перед домом Хайлендов остановилась печально известная черная машина, появления которой все так боялись. Оттуда вышли два молодых офицера и постучали в дверь. Они вручили Хайлендам письмо. Бен пропал без вести. Командование считало, что он попал в плен. Солдаты рассказывали, что видели, как Бен пытался спасти жизнь друга, ставшего жертвой снайпера.
