Пользуясь смутой, король Сигизмунд открыл военные действия. Под предлогом, что Шуйский заключил союз с его врагом Карлом Шведским, Сигизмунд двинул армию на Смоленск. Этот город, как мы помним, был предметом вожделения поляков. 21 сентября 1609 года королевская рать уже стояла под его стенами, имея в составе 5000 пехоты, 12000 конницы, 10000 запорожских казаков и огромный отряд литовских татар. Однако стены Смоленска оказались неприступными.
Смоляне, пишет Н.М.Карамзин, «заключились в крепости и выдержали осаду, если не знаменитейшую Псковской и Троицкой, то ещё долговременнейшую и равно блистательную в летописях нашей славы». Двадцать месяцев длилась героическая оборона Смоленска. Защитники города отбили все приступы под шквальным огнём польской артиллерии. Но мало того, они и вылазки совершали беспримерные. Однажды средь бела дня шестеро героев смолян верхами примчались к стану маршала Дорогостайского, на глазах у всех сорвали литовское знамя и без потерь ускакали обратно. Так закончился 1609 и наступил 1610 год.
Весть об осаде Смоленска поляками волновала всех - и московских бояр, и тушинцев. Паны, служившие Вору, не хотели делить добычу с королём в случае его успеха. От исхода «смуты» они ожидали для себя огромных прибылей. Шуйский же тревожился за свой престол. При этом Царь Василий боялся возможной победы Сигизмунда едва ли больше, чем успехов своего доблестного племянника, князя Михаила. Вся Россия с надеждой смотрела на Скопина-Шуйского - воеводу популярного во всех отношениях: могучего телом и духом, прекрасного собою, умного, доброго, честного. Его любили примерно так же, как в Древнем Риме когда-то любили полководца Германика. Но за эту всенародную любовь Германика извели отравой завистливые родственники. Таковые же имелись и у князя Михаила. Более всех завидовал племяннику брат Царя, бездарный князь Дмитрий Шуйский, женатый на родной сестре убиенной Царицы Марии Годуновой.
Покуда шли бои вокруг Москвы, окружению Царя Василия было не до интриг. Скопин-Шуйский должен был выступить к Смоленску, но он не мог сделать этого, пока не отогнал Сапегу, вновь приступившего к Александровской слободе. Князь Дмитрий Пожарский тем временем очищал от воров Коломенскую дорогу, по которой в столицу возили хлеб.
Сигизмунд рассылал всем лукавые письма. Он изливался в любезностях Шуйскому и патриарху Гермогену, а в воровской лагерь отправил примирившегося с ним пана Стадницкого. Прибытие Стадницкого в Тушино вызвало переполох. Рожинский призывал не слушать королевского посла, не верить обещаниям Сигизмунда. Тем не менее, очень многие польстились на крупные суммы выплат, обещанных королём за переход на его сторону. Шляхта волновалась. Положение Вора стало поистине жалким. Паны не ставили его ни во что, и только следили, чтобы он не удрал. При первой попытке бежать с четырьмя сотнями казаков
В Калуге Вора встретили
Сапега, сняв осаду с Лавры 12 января, едва не захватил Марину, но увидев боевой настрой казаков, её сопровождавших, отступил. И может быть, именно тогда начался роман гордой польки с прекрасным собою донским атаманом. Заруцкий стал её «спасителем», верным рыцарем, а «мужа» царика за его побег Марина могла теперь открыто презирать и не пускать на свою половину.
Из содержания писем Марины Мнишек к папе Павлу, к папскому нунцию, к королю Сигизмунду и панам-сенаторам польский историк Валишевский делает вывод о её тогдашнем психическом состоянии: «В головке этой женщины, честолюбивой до безумия, к самым тяжёлым и важным заботам постоянно примешивались пошлые мысли и хлопоты о пустяках... доводы, один другого глупее и смехотворнее».
После бегства Марины из Тушинского лагеря дела оставшихся там пошли совсем плохо. С одной стороны, им теперь угрожал Вор Калужский, с другой - наступавший на Москву Михаил Скопин-Шуйский. Чтобы унять внутренние свары, порой доходившие до перестрелок, Рожинский поднял войско, поджёг село Тушино, и в первых числах марта 1610 г. двинулся к Волоколамскому монастырю, захватив с собою пленного митрополита Филарета. Часть тушинцев отправилась в Калугу виниться перед Самозванцем.
Скопин-Шуйский тем временем вступил в непокорившуюся ляхам Свято-Троицкую Лавру, а его воеводы продолжали рвать «воровскую петлю» в других местах. С частью шведов и русских дружин князь Куракин от Троицкой обители по снегу на лыжах дошёл до Дмитрова, где разбил Сапегу. Боярин Валуев разбил Рожинского под Волоколамском. Филарет Никитич Романов получил свободу. Сам Рожинский в том бою упал на собственную незажившую рану и от этого умер. Из тушинцев только Лисовский держался ещё в Суздале, да и тот весной бежал к Пскову вместе с атаманом Просовецким.
«Таким образом, - заключает Нечволодов, - к весне 1610 года трудами князя М.В.Скопина Москва была освобождена от польско-воровских отрядов, её окружавших».
Двенадцатого марта Царь Василий Иванович и вся столица вышли навстречу победителю. Народ падал на колени перед князем Михаилом. Имя Скопина-Шуйского было у всех на устах. Герой, избавитель, кто кроме него одолеет смуту? И уже находились гадалки, прорицавшие скорое воцарение Михаила.
Василию Шуйскому это всё не нравилось. Но особенно не мог сносить похвал племяннику царский брат, Дмитрий Иванович. От брака Царя Василия с Буйносовой родились две дочери, но они скоро умерли. Так что по кончине пожилого бездетного Государя Дмитрий Шуйский мог смело рассчитывать на престолонаследие. А тут явился любимец народа Михаил. Теперь, случись что с Василием, в выборе Земского Собора можно было не сомневаться. Князь Дмитрий со своею женой Катериной ненавидели племянника. Во время въезда Михаила в Москву Дмитрий не выдержал и заскрипел зубами: «Вот идёт мой соперник!», а 23 апреля, после застолья на крестинах у князя И.М.Воротынского, Скопин- Шуйский внезапно занемог и через две недели скончался (так же, как честный Германик во времена кесаря Тиберия).
Сбылось предостережение Делагарди, который видел, что затевается. Он уговаривал Михаила Васильевича покинуть Москву как можно быстрее и вести полки на Смоленск. Тогда бы Сигизмунд, возможно, и без боя снял осаду и бежал бы в Польшу от победоносного Скопина. Но видимо, тогда ещё «чашу смуты» Русь до конца не испила.
Для Царя Василия кончина племянника-героя оказалась роковой. «Его смертью, - пишет С.М.Соловьёв, - порвана была связь Русских людей с Шуйским». Недавно перешедший из воровского лагеря покаявшийся Прокопий Ляпунов первым поднял голос за свержение «боярского царя», а брат его Захар организовал дворянский заговор. Князья В.В.Галицын, Ф.И.Мстиславский и И.С.Куракин, возглавлявшие боярский круг, также решили, что лучше удалить Шуйского, а на место его призвать польского королевича Владислава. И при таких, зловещих для себя обстоятельствах, Царь Василий направил к Смоленску армию под началом своего бездарного брата Дмитрия. Ратники ненавидели этого горе-воеводу, а Сигизмунд выслал ему навстречу опытного в военном деле гетмана Жолкевского.
Старый гетман умел не только полки водить, но и владел искусством тонкой дипломатии. Он имел дар, что называется, «уживаться с людьми», и таким способом «ладил» с соперниками, чтобы потом наносить им коварные удары. Против Жолкевского Дмитрий Шуйский вёл 40000 московского войска и 8000 шведов. Под Клушино (недалеко от Гжатска) 24 июля 1610 года противники встретились. Ловким манёвром Жолкевский отсёк от растянувшихся русских колонн отряд шведских наёмников и прямо в ходе битвы вступил с ними в переговоры. Он склонил шведов к сдаче и одновременно к переходу на его сторону; после чего рассёк полки неспособного командовать князя Дмитрия, и те
