Нравственный образ истории

папой и Филиппом Швабским вёл итальянский маркграф Бонифатий Монферратский, который непосредственно руководил подготовкой военной кампании.

В августе 1202 года Бонифатий прибыл в Венецию, где окончательно было решено вести войско не в Египет, а на Царьград, хотя план похода по-прежнему держался в секрете. Венецианский дож Дандоло отнёсся к готовящейся гнусности с присущей ему коммерческой хваткой. За провоз крестоносцев на кораблях и за прочие расходы на осаду Константинополя Венеция намеревалась получить компенсацию с изрядной прибылью. Интересы немецкого короля соединились с видами Венецианской республики, которая по предложению дожа «соглашалась» получить свою долю награбленного натурой. А в качестве аванса крестоносцы должны были разграбить Далматинский город Зару на Адриатическом побережье. Зара подчинялась Венгерскому королю и была Христианским городом (населённым, по всей вероятности, православными сербами или словенцами). Однако, являясь торговым конкурентом Венеции, она мешала её обогащению. Рыцари же, став наёмниками купцов, обязывались исполнять их волю.

Объявить крестоносцам прямо, что они едут грабить Христиан, было по меньшей мере неприлично: многие дворяне ещё дорожили своей рыцарской честью. Поэтому, посадив войско на суда в октябре 1202 года, венецианцы возили его по морю целый месяц, словно плыли в Египет. А потом этих «странников» - голодных, озлобленных, вооружённых - бросили на то, что повстречалось им в пути. Зара была разграблена так, как не грабили прежде и мусульманских городов. Её жителей убивали, насиловали, продавали в рабство. И там же, в 1203 году, как преступникам, повязанным кровью, крестоносцам открыли подлинную цель их похода.

До этого в боях за Гроб Господень ополчение Запада платило человеческими жизнями. Теперь цена завоеваний перешла в область духовно-нравственную. Совесть рыцарства подверглась тяжкому испытанию, и папа спешил её успокоить. Сделав вид, что он ничего не знал, Иннокентий III написал из Рима: «Увещеваем вас и просим не разорять больше Зары. В противном случае вы подлежите отлучению от церкви». Вслед за этим, словно испугавшись собственной «строгости», папа исправил своё первое послание: «Слышал я, что вы поражены угрозой отлучения... но я дал приказ находящимся в лагере епископам освободить вас от анафемы, если искренне покаетесь». Таким образом, индульгенция (разрешение) на продолжение войны осталась в силе; руки грабителей были развязаны на будущее. А тем, кто всё-таки сомневался (в том числе многим баронам) организаторы похода представили царевича Алексея, обиженного его дядей-узурпатором, и напомнили о горькой участи законного императора Исаака Ангела, ослеплённого и томящегося в застенке. Это подействовало, тем паче, что царевич обещал крестоносцам денежные награды, намного превышавшие возможности его казны.

Так, продавая родину врагам, последний отпрыск династии Ангелов покупал себе царьградский престол. Но цена, которую платили крестоносцы, была ещё выше.

Отпадение папистов от Единой Апостольской Церкви (1054 г.) стало следствием процесса, связанного с внесением ими в Никео-Царьградский Символ Веры так называемого филио квэ - латинской вставки, означающей исхождение Духа Святого не только от Бога Отца, но и от Сына. В дальнейшем этот церковный раскол (схизма) усугубился и другими отступлениями латинян от Православия, свято хранимого греками и восточными славянами. Ко времени четвёртого крестового похода духовное противостояние Запада Востоку переросло в откровенную вражду. Была и другая причина ненависти католиков к Православным, которую они сами навряд ли сознавали. Их болезнь протекала тогда ещё в скрытой фазе.

С момента создания латинских княжеств на Ближнем Востоке прошло более ста лет. Все эти годы крестоносцы так или иначе общались с мусульманами. Контакты их были весьма обширными, что не могло не сказаться на мировоззрении европейцев. Греки жили бок о бок с исламским миром, жили гораздо дольше, и тем не менее, не зависели от его влияния. Византия оставалась наследницей Древней Эллады. Философия эллинов, языческая мистика, в том числе азиатская, в Греции никого не удивляла, но и не привлекала верующих. Святые Отцы Православной Церкви учились в Афинской Академии, в других учебных заведениях античного общества. Они пользовались философской логикой, риторикой, достижениями физики и механики древних эллинов, но относились к ним исключительно практически, как к рабочему инструменту, каковым и является систематическое знание.

Дела на Западе обстояли иначе. Под влиянием римской курии Европа утратила связь с Православием. Варвары, пришедшие на смену латинам (древним римлянам), не могли осмыслить Христианство подобно византийским грекам. За отсутствием собственной богословской базы, они тянулись ко всякого рода внешней мудрости, в том числе и к языческой. Ватикан поддерживал эти тенденции. Столкнувшись с учёностью исламского мира (впитавшего оккультные знания древних египтян, халдеев, эллинов), латино-европейцы не устояли против соблазна. Мистика индуизма, астрология, иудейская каббала, герметизм и магия чисел Пифагора казались им выше Божественных откровений. Мечта о «власти над миром» лиц, посвящённых в эзотерическое (тайное) знание, обуяла многих заблудших и вызвала спрос на философию.

Восточный оккультизм внедрялся в умы вместе с творениями Авиценны, Гиппократа, Платона, Аристотеля. Труды последнего особо почитались арабами. А поскольку франкам (так мусульмане звали всех латинян) недоставало не только литературы, но и грамотности вообще, то книги, привозимые крестоносцами, в Европе воспринимались почти без критики. В далёких от совершенства переводах с арабского на латынь языческое знание хлынуло в Италию, Германию, Францию (Испания была во власти мавров и евреев), после чего там стали создаваться университеты и пробудился интерес к античности. Схоластика (учёность) заменила католикам богословское знание и, в конце концов, привела Запад к безбожному рационализму. А процесс приобщения к античной культуре, известный нам как ренессанс, или возрождение, оказался посевом плевел язычества на ниве христианской нравственности. От латинского humanus (человечный) произошло название самих «плевел» - гуманизм. Хотя ни к человечности, как таковой, ни даже к древней культуре, которую «возрождали», он отношения не имел. Революционеры всех времён (от возрожденцев и «просветителей» до большевиков и демократов) не отличались именно гуманностью, а боролись они всегда в первую очередь с Христианством. Боролись упорно, жестоко, изощрённо.

Таковыми были и первые гуманисты. Сибаритская роскошь, плотские утехи, сластолюбие в изысканных формах, страстные художества, именуемые «свободными искусствами», сделались модной потребностью возрожденцев, наряду с оккультными занятиями в тайных обществах и масонских ложах. Сильные мира желали свободы неограниченного потребления, исполнения любых прихотей, но при этом они искали морального оправдания своим порокам. Гуманизм устраивал, кажется, всех: и самих римских пап, и развратившихся папских прелатов, и королей с герцогами, и еврейских банкиров, снабжавших деньгами вечно воюющих феодалов, и уже нарождавшуюся буржуазию средневековых городов-республик, готовую открыто поклониться «золотому тельцу».

Согласно преданию, в одном из богатейших центров северной Италии (в Генуе, Венеции или Флоренции) толстосумы заказали мастерам золотую иглу таких размеров, что в её «ушко» мог протиснуться небольшой верблюд. Этим кощунственным «дивом», выставленным у городских ворот, они намеревались поглумиться над Святым Евангелием, где сказано: «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие» (Мф.19,24).

Господь наказал воинствующих безумцев эпидемией чумы и военным разорением их города. Но вразумило ли это одержимых страстью поклонников «златого кумира»? Число их продолжало множиться. Ростовщики возносились вровень со знатью. Знать уподобилась финансовым дельцам. Банкиры правили бал. Дворцы вельмож превращались в сокровищницы, в музеи «свободных искусств», в капища древних идолов, добытых из раскопок. Поощряемые меценатами скульпторы взялись ваять обнажённые фигуры Гераклов, Аполлонов, Афродит, а заодно и рогатых, козлоногих сатиров и фавнов, которыми украшали здания, сады, площади городов. Зодчие возводили грандиозные постройки, художники покрывали их срамными фресками. Даже в церковном искусстве стали господствовать плотский натурализм и страстность, языческая мифология, мистика, эротика заполнили литературу. Астрологи, алхимики, каббалисты заняли придворные должности. И наконец, при папе Урбане