Нравственный образ истории

«Радуйтеся праведнии о Господе,

правым подобает похвала»

(Пс.32,1).

Первые волны восточного ренессанса, как помнит читатель, разбились об ограду Церкви. Не достигнув успеха, византийские возрожденцы разочаровались в собственном народе и обратили взоры на Запад, где плевелы гуманизма успели разрастись и привиться к латинству ещё в XIII веке. Ничего другого «новым язычникам» не оставалось. По всей империи ромеев торжествовало Православие.

Избавившись от ига крестоносцев и пережив тиранию императора-униата, греки испытали духовный подъём. Агрессия папистов захлебнулась. На глазах рушились остатки латинской «Романии». Турки-сельджуки, разбитые татарами, сделались фактическими вассалами Византии.

Однако в начале XIV века положение изменилось. Сербия, усилившись при короле Душане, на Балканах заняла место некогда грозной Болгарии, а в турецком племени выдвинулся воинственный род Османов. Разгромив союзных грекам сельджуков, турки-османцы перешли к завоеванию Малой Азии, и вскоре владения Никейских царей, покинутые Палеологами, стали добычей османского султана Орхана. Империя ромеев сузилась и, несмотря на упорные войны, больше уже не расширялась до окончательного своего падения. Византийские императоры продолжали искать союзников на Западе. По-прежнему Генуя с Венецией боролись за право торговать без пошлин в греческих городах. Римская курия отказалась от былых попыток силового воздействия на Православных. Вместо этого папы перешли к лукавой политике «предложений». Теперь они не угрожали грекам, но за унию с латинством обещали их царю союз европейских государей; сулили военную помощь за отступление от веры. Однако - помощь ничтожную, отчего результат новой политики Рима оказался таким же ничтожным. Гуманисты приуныли.

Ни один из Палеологов после Михаила VIII уже не мог позволить себе насилие над Церковью, опиравшейся на поддержку народных масс. Враги Православия понимали, что после смерти Михаила (1282 г.) и низложения Векка (1283), и особенно в годы правления патриарха Афанасия (1289-1309), сильно укрепившего церковное благочестие и авторитет монашества, рассчитывать на успех возрожденцам было трудно. Тем не менее, они готовились к новым атакам и выжидали удобного случая. Повторения ситуации с философом Иоанном Италом или с движением патриотов-эллинистов не предвиделось. Здание Церкви прочно стояло на фундаменте богословских догматов. Поколебать его мог только серьёзный подрыв основания. Этим и занялись «новые язычники». Подкоп они вели издалека, тщательно выбирая направление и людей, способных осуществить задуманное. То и другое нашлось не сразу. Лишь в начале 30-х годов, по мере роста возрожденческих настроений правящей элиты, в Византии создались условия для действия «пятой колонны» и определился лидер восточных гуманистов. Им стал учёный монах Варлаам из Каллабрии (области в южной Италии), издавна населённой этническими греками. Хотя Варлаам и числился клириком Православной Церкви, по духу он был латинским схоластом. В нравственном отношении Варлаам был лукав и, судя по всему, развратен. Учёность его строилась на эллинской философии и томизме (системе взглядов Фомы Аквинского). При этом Варлаам блестяще владел искусством полемики, умел спорить, доказывать недоказуемое. Его ораторский талант, эрудиция, остроумие производили должное впечатление, а умелой лестью он быстро завоёвывал сердца сильных мира. По прибытии в Царьград Варлаам сразу завёл связи в высшем обществе, снискал благоволение императора Андроника III (1328-1341 гг.) и покровительство патриарха Иоанна XIV (1334- 1347 гг.), который сам был гуманистом. Молодой философ Акиндин (из патриаршего окружения) сделался учеником Варлаама и создал партию преданных ему сторонников.

Андроник III не отличался ни духовным, ни государственным кругозором. Смелый воин и страстный охотник, он проводил время в забавах, пирах, боевых походах. Однако над придворными своими власти не имел. По существу, империей правил Иоанн Кантакузин, муж высокородный, образованный, выдающийся умом и волей, и настолько богатый, что в своих фракийских вотчинах он набирал армию не меньше царской. Кантакузин не был фаворитом, как Музалон при Феодоре II, но представлял самостоятельную силу, тяжкую для государя и его семьи. Занимая должность великого доместика (главы правительства), Кантакузин вёл переговоры с иностранцами, затевал и прекращал войны, решал вопросы экономические и даже церковные. Впоследствии он занял царский трон под именем Иоанна VI, на время отстранив от власти Иоанна V Палеолога (сына Андроника III). И тогда, в свою бытность царём, Иоанн VI Кантакузин сыграл решающую роль в судьбе Православия, поддержав Святого Григория Паламу в его борьбе с ересью Варлаама Каллабрийского.

Промыслом Божиим политика Кантакузина соединилась с делами святых защитников веры, хотя в начале и он, великий доместик, симпатизировал приезжему схоласту вместе с царём и патриархом.

Здесь стоит отметить, что, находясь в Византии, Варлаам не раскрывал своих планов до 1339 года. Приобретая популярность, он много выступал в пользу Православия и часто спорил с латинскими миссионерами, наводнявшими Константинополь. Всё это создавало видимость - и его «верности» Восточной Церкви, и его богословской компетенции. Тем паче, что немало времени Варлаам провёл на Святой горе Афон.

На Афоне он знакомился с жизнью монахов-исихастов - безмолвных делателей умной (Иисусовой) молитвы, - но именно против них каллабриец готовил свой главный удар.

Чем же не угодили Варлааму афонские иноки? В уединённом безмолвии (исихия) сии подвижники стяжали благодать Божию постом и молитвой. Стяжали так, что порой могли творить чудеса и даже созерцать Фаворский свет. То есть видеть исхождение благодати, телесными очами ощущать энергию непостижимого Творца, обоживающую тех, кто с верою и чистым сердцем стремится к Богу. По милости Создателя эта нетварная энергия подаётся святым иногда в зримом виде. Варлаам, как читатель Евангелия, не мог не знать, что Бог явил такой свет в день Преображения Господня, когда на горе Фавор Иисус показался ученикам Своим (Апостолам) в ослепительно белом сиянии, не имевшем ничего общего с физическим излучением. Одним из последних явлений Фаворского света (уже в XIX веке) было нисхождение благодати на Преподобного Серафима Саровского в присутствии Н.А.Мотовилова.

Исиахизм, как монашеская практика, известен с IV века. Богословское обоснование исиахизма принадлежит Преподобному Симеону Новому Богослову (949-1022 гг.). Афонские монахи были по преимуществу исихастами. На Западе ничего подобного не было. Мистика экзальтированных католиков простиралась не дальше самовнушений и нередко переходила в демоническую прелесть. Поверить в реальность общения иноков с Богом схоласт Варлаам не мог и, очевидно, не собирался. Он искал повода для нападок и нашёл его. Осмеять исихазм как «пустое дело» казалось ему вовсе не трудным.

Выведав у подвизающихся в основном внешние стороны техники умного делания и вооружившись Аристотелевой логикой, неприемлемой, как увидим далее, для выяснения богословских истин, Варлаам прежде всего решил поспорить с самими монахами.

Предвзято уверенный в их «невежестве», учёный томист рассчитывал на легкую победу и думал возмутить умы прямо на Афоне, в главном центре православного благочестия. Однако глубоко ошибся. От имени братии в диалог с ним вступил игумен Есфигменского монастыря Григорий Палама, за святость жизни прозванный Богоносцем.

Родившийся в 1296 году (на 18 лет раньше Преподобного Сергия Радонежского), будущий Святитель Григорий с двадцати лет вступил на подвижнический путь. Все обращения к Богу он сопровождал горячей молитвой: «Господи, просвети тьму мою!» За что сподобился нескольких явлений Святых (Иоанна Богослова, Димитрия Солунского) и Самой Царицы Небесной, избравшей его на просвещение тьмы. Подвизаясь в обители Ватопедской, затем в Лавре Св. Афанасия, и наконец, избранный игуменом Есфигменского монастыря, Григорий Палама сделался духовным лидером всего Афона. Что же касалось знания философии (того же Аристотеля), то сей наукой Святой Григорий владел не хуже Варлаама Каллабарийского. Но приэтом он был опытным исихастом и