самую площадку, где он устроил перестрелку. Местный майдан. Лошадей оттуда или уже убрали, или они сами ушли, араба тоже не видно, остальные тела вроде лежат где лежали. «Хорошо, что хронист ушел, – подумал Юсуп, – не хотелось бы убивать его».
Он снял часы с запястья, установил будильник таким образом, чтобы тот зазвонил через пять минут, и вложил его в деревянную коробку, где хранился до этого времени взрыватель. Если уж расставаться с чудом китайской промышленности, то так, чтобы оно не разлетелось при ударе о землю. Футляр и должен был смягчить падение, одновременно обеспечив лучшую слышимость будильника – Юсуп уже заметил, что звук усиливается при соприкосновении динамика с чем-то деревянным.
Затем он стал сооружать щит для себя – из ставня, что прикрывал окно. Судя по немалому весу, древесина, из которой его изготовили, была весьма плотной, а значит, обещала выдержать прямое попадание стрелы. Конечно, бегать с ним или, тем более, драться было невозможно, но Юсуп собирался использовать его всего лишь как прикрытие от стрел в момент, когда придется выглянуть из мазанки. Из остатков скотча Юсуп соорудил что-то вроде ручки, обмотав им ставень, попытался приподнять и почувствовал себя римским легионером, идущим в атаку «черепахой».
Закончив все приготовления, он еще несколько минут не решался приступить к активным действиям. Лишь прочитав молитву, почувствовал себя готовым. Отдернул войлочный полог у входа, выставив вперед левую руку со ставнем, а правой швырнув футляр с часами в сторону майдана. Одновременно закричал по- арабски – в надежде, что хронист сумеет донести до монголов смысл его слов:
– Не стреляйте! Не стреляйте! Я дарю вам предмет, который делает райскую музыку. Только не убивайте меня!
Толчок в левое плечо заставил его замолчать и одним движением отступить за полог. В ставне торчала стрела. Как и надеялся Юсуп, она не сумела пробить толстую доску, однако удар оказался такой силы, что сустав чуть не вылетел из плеча. «Проверка прочности или они мне не поверили?», – размышлял Юсуп, прислушиваясь к тому, что происходило снаружи. Несколько раз, приложив губы к одной из дырок в стене, он повторил все те же слова о подарке, впрочем, быстро отскакивая подальше – на случай, если кто-то из монголов станет бить на голос. Но выстрелов не последовало. Монголы, видимо, совещались.
Наконец раздался голос араба:
– Тебе не верят. Сейфуддин говорит, чтобы ты выходил из дома. И показал пустые руки.
Сейфуддин? А, заместитель Мусы, вспомнил Юсуп. Хитрый, гад. Быть такому унбаши. Если выживет, конечно.
– Я выходил. В меня стреляли. Я не верю Сейфуддину, – прокричал Юсуп в ответ.
– Унбаши дает тебе слово. Выходи! – снова отозвался араб после небольшой паузы.
«Уже унбаши. О как!» – чуть не рассмеялся Юсуп. А через мгновение над майданом разнесся тоненький зуммер будильника. Бравурный «Танец с саблями», даже в исполнении китайской «Монтаны», пришелся как нельзя кстати. Юсуп осторожно выглянул в оконный проем и увидел, что с нескольких сторон к волшебной коробочке, словно ручейки ртути, стекаются монголы.
– Я выхожу! – крикнул он, выждав, пока майдан наполнится восторженными поклонниками музыки, которая станет классической через несколько столетий, аккуратно выдернул тоненькое колечко из взрывателя и отдернул войлочный полог…
И повторил свой трюк с щитом-ставнем и метанием. Только на этот раз бросал он не коробочку с райской музыкой, а сосуд с адской смесью. Даже не проследив за тем, долетел ли кувшин до площади, он рухнул на глиняный пол, прикрывшись ставнем, и с удовлетворением услышал адский грохот, единый вопль монголов и ощутил, как взрывная волна сносит его укрытие, словно спичечный коробок. А затем мир встал на дыбы и лягнул его, подобно норовистой лошади, отправив в долгое забытье…
Сколько прошло времени с того момента, как один из опорных столбов мазанки обрушился ему на голову и вырубил, Юсуп не знал. В себя он пришел от ужасной вони. Он открыл глаза и едва не закричал от страха, обнаружив прямо перед собой лицо мертвеца. Причем двигающегося, и весьма активно. Памирец Фархад, оставленный умирать на опушке леса в нескольких десятках километрах отсюда, разгребал остатки мазанки, воздвигшие над телом Юсупа целый погребальный курган. Зловоние же шло из его рта и ощущалось особенно сильно в тот момент, когда его лицо приближалось к носу парня.
Первым делом Юсуп попытался схватиться за пистолет. Однако затекшие руки стали чужими и отказывались повиноваться. Да и сам ствол почему-то никак не оказывался в поле видимости.
– Ты ищешь его? – вдруг раздался чей-то голос.
Юсуп скосил глаза и обнаружил справа от себя арабского хрониста, держащего за дуло его «Стечкин».
– Да, – выдавил Юсуп и удивился, как тихо звучит голос. Похоже, его слегка оглушило взрывной волной.
– Лежи спокойно, – сказал араб, заметив, как дернулся Юсуп. – Подожди, пока Фархад раскопает тебя. Бояться некого, все монголы или мертвы, или бежали.
– Их убила моя бомба? – удивился Юсуп. Он не знал, как по-арабски будет «бомба», и сказал «огонь».
– Огонь? – переспросил араб. На фоне сереющего вечернего неба его силуэт был уже почти не виден. – Я думал, это порох. Слышал, что в Китае придумали такую штуку… Да, многих убил твой «огонь». Остальных – Фархад.
– Кто? – Юсуп подумал, что ослышался. Вот уж кого-кого, а едва не убитого им памирца он своим союзником никак не числил.
– Ты удивляешься? Я же сказал, что памирцы – народ нищий и за копейку удавятся. А ты обещал ему цену двух рабов. Вот он и охраняет тебя, – пояснил араб.
«Плохой же ты психолог, парень, если меряешь все на деньги, – подумал Юсуп. – А ты не подумал, что он мог обидеться на кинувших его боевых „товарищей'? Или что его боялись за силу, но за нее же и ненавидели. Он не мог это не чувствовать».
Услышав, что говорят о нем, Фархад на несколько мгновений прекратил работу, ткнул указательным пальцем вначале в Юсупа, потом в себя, а затем, довольно гукнув, растопырил ладонь, убрав один палец. «Четыре, – сообразил парень. – И что это значит?»
– За свою помощь тебе он хочет еще двух рабов, – объяснил араб.
«Н-да, похоже, араб был не так уж и неправ насчет его жадности», – рассмеялся Юсуп.
– Будут ему еще деньги!.. А почему он все показывает руками?
– Наш великан лишился голоса после драки с тобой. Но он не сердится на тебя, поскольку ты победил его в честной борьбе.
«Кажется, я сломал ему гортань, – догадался Юсуп. – Ну и ладно. Хоть это и звучит цинично, однако я все равно не понимал того, что он говорит».
Он чувствовал, как постепенно уходит с тела давящая тяжесть а в пережатые конечности возвращается кровь, немилосердно коля иголочками.
– Главное, что ты жив, брат, – сказал он арабу.
Хронист, морщась, потер левое плечо:
– Я сразу понял, что ты хитришь, и спрятался, вместо того, чтобы пойти с остальными… А вот проклятый пращник чуть не убил меня.
Черт! Юсуп только сейчас вспомнил про обнаруженных им чеченских предков. Что с ними? Выжил ли кто?
– А что с жителями села? – спросил он мгновенно севшим голосом.
– Им повезло, что они были на полевых работах. Почти все остались целы. Вон, стоят и смотрят на нас. – Хронист показал рукой куда-то в сторону и усмехнулся: – Похоже, ты стал у них героем.
Юсуп вдруг осознал, что онемение уже прошло, и ощутил в теле прежнюю гибкость. Одним прыжком он вскочил на ноги, стряхивая с себя глиняную пыль, и огляделся.
Поле битвы было не узнать. Мазанки, в которой прятался Юсуп, больше не существовало. Вместо нее вырос курган из глины и лозы. Он присвистнул от удивления – совсем недавно вся эта гора скрывала под собой его тело. Какое счастье, что появился памирец и расправился с теми, что уцелели во время взрыва, порадовался Юсуп. Иначе им ничего не стоило бы взять его тепленьким и бесчувственным…
Майдан тоже исчез. Огромная воронка на его месте, куски тел в радиусе нескольких десятков метров и
