продолжит оставаться неудобным для многих, но укорить его в чём-либо не посмеет никто. Это как в моде на цвета: при любом раскладе чистые белый и чёрный – всегда в теме.
Мы с Наташкой просидели за разговорами почти до вечера, пока не проголодались.
– Виталька, скоро уже дети из школы вернутся, и тоже голодные. Ты займись чем-нибудь, а я приготовлю обед. Не то в нашем городе будет зарегистрирован первый случай людоедства, а, судя по твоей комплекции, жаркое из тебя получится великолепное, – хлопнув меня пониже спины, она улыбнулась и пошла на кухню.
– Я помогу, – перспектива быть съеденным собственными детками не прельщает, – что у нас сегодня в меню?
– Чистка овощей! Остальное тебе не понять.
– Всё верно: самое ответственное дело – мужчине! – я без возражений достаю ножи. – Готов выполнить любое ваше распоряжение!
Ребята вернулись примерно через час и застали нас за накрытым столом. Это ещё одна наша семейная традиция – встречать невзгоды празднично.
Глава 20
Обсуждение сложившейся ситуации не могло не коснуться прибора.
– Виталя, а может, твоя разработка поможет?
– Так, началось, – я притворно делаю раздосадованное лицо, – предупреждаю, технические подробности вы не услышите!
– Но с такой техникой ведь можно что-то придумать? – не унимается жена. – Ты бы рассказал про свой аппарат. Просто расскажи, без заумных слов.
Таким вопросом меня врасплох не застать, но и перевести разговор в это русло сразу не получается. Очередная сигарета во рту, минутная пауза. Потом двигаю свой стул поближе, выливаю в бокал остатки вина и, путаясь, рассказываю Наташе почти всё, что запомнил о Друге, его родной планете, странном непонятном их бытии.
– Наташ, за собственную технологическую разработку мне сказать нечего; скорее всего, дело не в ней. Похоже, это тот редчайший случай, когда в роли главного действующего лица выступает Его Величество Случай. Я уже говорил, что наш прибор только генерирует волны определённой частоты – и всё. Если бы работа шла по чётко разработанному сценарию, отвечаю – результата мы бы не добились. Но случилось так, что мыслеприёмник, случайно задев некий мировой нерв, выступил как коммутатор, соединив двух собеседников в разных уголках вселенной, причём звонок был мой, но за счёт вызываемого абонента. Короче, вопрос общения со мной – это только желание той стороны. Хотя я почему-то уверен, что без моего личного участия прибор тоже работать не будет. Почему? На этот вопрос не отвечу, просто чувствую, – поднимаюсь со стула и, хлопнув дверью холодильника, извлекаю на свет божий ещё вина (разговор обещает быть длинным). – Друг, конечно, существо могущественное, но использовать инопланетный разум для достижения своих, пусть и благородных целей неправильно, да, если честно, я смутно могу представить, как на практике заручиться такой поддержкой. Это всё равно, что на большом адронном коллайдере, используя его как микроволновку, греть завтрак, – добавляю к монологу последнее тоном, не терпящим возражений. – Мне, если честно, неудобно докучать просьбами вообще кого-либо, тем более иномирянина. Наверное, так воспитан. И дело совсем не в том, что я благородных кровей и понятие чести для меня абсолютно свято, но некоторые принципы всё же у меня есть, и переступить их я не могу.
– Вопрос цены – скажут многие. Да! Но в этом-то и дело: человек существо слабое и может совершить плохой поступок, только некоторые делают это за плату мизерную, а для других ценник высок настолько, что возможность совершения плохого становится просто нереальной. И, главное, цена здесь – не сумма денег, а единица измерения совести.
– Виталя, не философствуй, пожалуйста, лучше расскажи поподробнее. Мне не совсем симпатичны твои полупрозрачные сфероиды-друзья. – Женщина есть женщина – ей подавай красоту, а тут просто шар, большой и непонятный.
– Понимаешь, родная, мне и в самом деле очень сложно передать всю гамму цветов и ощущений того мира. Представь: багровое солнце в зените; на небе закатного цвета и в полдень видны россыпи близких звёзд. Вокруг серебряная листва кустарников в бриллиантовых каплях росы, высоченные стволы деревьев верхушками цепляют пепельного цвета облака. Необычный запах, больше похожий на тлен, с примесью горьковатого аромата, щекочет ноздри. На мой вкус мрачновато, но, честное слово, – великолепно! И среди дикой красоты – странные, полупрозрачные привидения прошлых хозяев здешних мест. Нет, они не вымерли. Просто на каком-то этапе развития сменили материальные, но смертные тела на бессмертие в оболочках из пустоты.
Наташа прижимается ко мне, ей явно не по себе от моего рассказа.
– Но, дорогой, разве это жизнь?
– Не знаю, но с эмоциями там напряжённо. Социум «живёт» спокойно, имея в запасе немыслимую мощь технологий, всё дальше и дальше замыкаясь на себе. Мне «посчастливилось» прикоснуться к разуму тамошнего философа, и я только чудом остался в здравом уме. Таких копаний в собственном сознании человеческий разум вынести не в состоянии.
Мой рассказ становится заумным и теряет яркость красок. Он делается похожим на черно-белую гравюру древней книги, в которую если и заглядывают, то просто от нечего делать. В монотонности теряется нить повествования, и мой Далёкий Друг уже ассоциируется с привидением, ушедшим в те места из земных или околоземных краёв.
Повествование о становлении той цивилизации не очень подробно, в нём не хватает мелких деталей, отсутствуют личности, двигавшие вперёд этот мир. Намеренно или нет, но мой визави не удосужился вложить в мою память сведения о выдающихся персонах иномирья. Но ведь должны же быть у них свои герои и предатели, миротворцы и тираны. Впрочем, они бессмертны, и если кто-то в немыслимых далях прошлого и сотворил невесть что, то теперь это утонуло в невообразимых далях времени. Наташа прерывает рассказ грустной репликой:
– И что, у них не было Ромео и Джульетты?
– Знаешь, дорогая, у меня ни разу не возникло мысли поинтересоваться данной темой.
– Вот! Все вы, мужики, такие. Ищите себе занятия по душе, живёте им, только любовь, как всегда, на последнем месте.
– Ну, во-первых, не на последнем, а, во-вторых, спрашивать о любви у призрака, по-моему, неэтично, – возражаю довольно активно.
Наш спор постепенно затихает, к консенсусу о приземлённости мужского ума мы, вполне естественно, не приходим, и я продолжаю тему. После краткого экскурса о состоянии и развитии тамошнего общества, так сказать, на сегодняшний день даю более обширное описание всех показанных мне планет.
Много миров пролетело перед моими глазами: я просто наблюдал калейдоскоп самых разнообразных проявлений жизни. Как в ускоренной съёмке мелькают планеты, звёзды, астероиды и странные образования, непохожие ни на что. Жизнь везде течёт по-разному, но в любом из миров присутствуют полупрозрачные соплеменники Друга. И на планетах с биологической жизнью, и на других, на которых если она и была, то представляла форму, для меня не воспринимаемую за живую. Один из миров поразил настолько, что я побывал на нём дважды, замучив просьбами моего провожатого.
Мир живых скал. Планета-гигант, я бы сказал даже супергигант. Нет, она не похожа на наши полужидкие Юпитер и Сатурн. Мир имеет твёрдую земную кору. Чудовищная гравитация не позволила там появиться какой-либо форме жизни в нашем понимании. Но природа не оставила безжизненным и этот уголок вселенной. Планета оказывается густозаселённой, и доминируют там живые скалы. Если смотреть с высоты, то ничего интересного, кроме горных хребтов, не разглядеть, но наша чудо-разработка и Друг позволили мне увидеть там живое. Хотя, как посмотреть, я теперь вряд ли смогу точно сформулировать, что же такое – жизнь.
– Знаешь, Наташ, я к философии отношусь нормально, точнее, не отношусь, за исключением, пожалуй, нескольких случаев после обильного орошения желудка дорогими спиртсодержащими жидкостями. Так вот, по мне существа, способные общаться на отвлечённые темы, учиться и совершенствовать свои навыки, исходя из жизненного опыта, – разумные. Пусть они каменные или даже деревянные, – усмехаюсь над невольным каламбуром. – Время в том каменном мире длится целые эпохи, и на сотворение единого слова
