занавесками пробивается слабый отсвет уличного фонаря. На Тэнго майка и трусы, на Куми Адати — только футболка со смайликом, под которой вообще ничего. Ее мягкая грудь упирается ему в плечо. В голове все ухает филин. Ночной Лес — у Тэнго внутри. Словно он вобрал его в себя — весь Лес до последнего деревца.
Даже в постели эта молоденькая медсестра не интересует его как женщина. Да и он, похоже, не возбуждает ее как мужчина. Куми Адати лишь обнимает Тэнго одной рукой да хихикает. Бог знает, что именно ее так смешит. Может, кто-то показывает ей карточку с надписью «Смех»?
«Интересно, который час?» — думает он. Поднимает голову, ищет глазами часы, но их нигде нет. Вдруг перестав смеяться, Куми Адати обнимает его.
— Я возрождаюсь! — Ее теплое дыхание касается уха Тэнго.
— Возрождаешься? — не понимает он.
— Ну, я ведь однажды уже умерла.
— Ты однажды уже умерла, — повторяет он.
— Ночью, когда шел холодный дождь, — добавляет она.
— Отчего умерла?
— От желания возродиться.
— Ну и как, получается? — уточняет Тэнго.
— Более-менее, — чуть слышно шепчет она. — По-разному…
Интересно, думает Тэнго. Что это может значить — возрождаться более-менее, да еще и по-разному! Его одурманенное серое вещество тяжелеет, наполняясь жизнью, как доисторический Океан. Но при этом никуда не его не зовет.
— Откуда появляется Воздушный Кокон?
— Вопрос некорректен, — отвечает сестра. — Хо-хо…
Она ерзает, и Тэнго ощущает бедром ежик волос на ее лобке.
— И что же нужно для возрождения? — спрашивает Тэнго.
— Главный принцип возрождения, — отвечает миниатюрная медсестра таким тоном, словно открывает страшную тайну, — в том, что возродиться можно только ради кого-то, но не ради себя.
— Это и значит «более-менее по-разному»!
— С рассветом тебе придется уйти, — вместо ответа объявляет она. — Пока не закрылся выход.
— С рассветом уйду, — послушно отзывается Тэнго.
Она снова прижимается лобком к его бедрам. Будто хочет оставить там некий особый знак.
— Воздушный Кокон ниоткуда не появляется. Сколько бы ты ни ждал, он не возникнет.
— Ты в этом уверена?
— Я ведь уже умирала, — отвечает она. — Умирать очень тяжело. Гораздо тяжелее, чем ты думаешь. Страшно одиноко. Просто поражаешься, как может человек быть таким одиноким. Советую это запомнить. Но в конечном итоге, без смерти нет возрождения.
— Без смерти нет возрождения? — переспрашивает он.
— Всю нашу жизнь мы приближаемся к смерти.
— Всю нашу жизнь мы приближаемся к смерти, — повторяет Тэнго, плохо понимая, что это значит.
Ветер все раскачивает белые занавески. В воздухе класса перемешались запахи мокрой тряпки, жидкого мыла и дыма от горящих осенних листьев. Кто-то играет на флейте. Маленькая девочка крепко сжимает его руку. Он чувствует сладкую боль внизу живота. Но эрекции нет. Это придет к нему гораздо позже. Слова «гораздо позже» сулят ему целую вечность — прямую линию без конца. Чашка с кашей снова кренится, чуть не расплескивая его серое вещество.
Проснувшись, Тэнго долго не мог сообразить, где находится. События прошедшей ночи вспоминались с трудом. В щель между занавесками пробивались ослепительные лучи, пели птицы. Он лежал на тесной кровати в страшно неудобной позе. Похоже, проспал так всю ночь. Рядом лежала женщина. Крепко спала, прижимаясь щекой к подушке. Ее волосы разметались по щеке, точно летняя трава, чуть влажная от росы. Куми Адати, вспомнил Тэнго. Молоденькая медсестра, которой недавно исполнилось двадцать три. Его часы валялись на полу у кровати. На циферблате — семь двадцать утра.
Тихонько, стараясь не разбудить медсестру, Тэнго поднялся с кровати и выглянул в щель между занавесками. За окном раскинулись черные огороды с ровными рядами плотных, пузатых капустных кочанов. А дальше виднелся смешанный лес. Вчера ночью там ухал филин, вспомнил Тэнго. Мудрая ночная птица. И под его гугуканье Тэнго с медсестрой курили гашиш. Его бедра все еще помнили ежик у нее на лобке.
Тэнго прошел на кухню, набрал в ладони воды из-под крана. В горле так пересохло, что он долго не мог напиться. В остальном — ничего необычного. Голова не болит, никакой вялости, сознание ясное. Только кажется, будто все тело хорошенько провентилировали. Словно его организм — система водопроводных труб, прочищенных умелым сантехником.
В майке и трусах он зашел в туалет и очень долго мочился. Лицо в зеркале показалось ему странно чужим. На щеках проступила щетина. Пора бы побриться.
Вернувшись в спальню, Тэнго собрал свои вещи, разбросанные по полу вперемешку с одеждой Куми Адати. Он не помнил, когда и как они раздевались. Отыскал оба носка, надел джинсы, рубашку. Пока одевался, наступил на большой перстень, недорогой с виду. Подобрал его, положил на столик у изголовья. Натянул куртку, взял в руку ветровку. Убедился, что кошелек и ключи в кармане. Медсестра, закутавшись в одеяло до ушей, спит так крепко, что и дыхания не слышно. Может, стоит ее разбудить? Вроде бы между ними ничего не было, но он все-таки провел ночь в ее постели. После этого уйти, не попрощавшись, будет, наверно, невежливо. Но она спит так крепко — и, кажется, вчера говорила, что на работу с утра ей не нужно. Да и проснись она — чем, прости, господи, с ней заниматься?
Рядом с телефоном он заметил блокнот и шариковую ручку. Вырвал страничку и написал: «Спасибо за вчерашнюю ночь. Было весело. Возвращаюсь в гостиницу. Тэнго». Указал время. Положил записку на столик у изголовья, придавил найденным перстнем. А затем сунул ноги в стоптанные кроссовки и вышел во двор.
Прошагав совсем недолго, Тэнго наткнулся на автобусную остановку. Подождал минут пять, пока не прибыл автобус, следующий до вокзала. До конечной ему выпало ехать с ватагой старшеклассников, галдевших на все лады. В гостинице его возвращению небритым в восемь утра никто не удивился. Похоже, персоналу было не привыкать. Без каких-либо вопросов ему тут же приготовили завтрак.
Запивая горячий завтрак зеленым чаем, Тэнго вспоминал события минувшего вечера. Три медсестры пригласили его поужинать жареным мясом. После ужина все зарулили в ближайший бар и пели караоке. Затем он пришел в квартиру Куми Адати, где под уханье филина курил с ней индийский гашиш. Ощутил, что его мозг превращается в жиденькую рисовую кашу. И вдруг очутился в школьном классе своего детства. Вдыхал зимний воздух, разговаривал с Аомамэ. А потом Куми Адати, уже в постели, рассказывала о смерти и возрождении. На его «некорректные вопросы» она давала ответы, которые следует понимать «более- менее по-разному». В лесу без умолку ухал филин, по телевизору постоянно смеялись люди.
В общей картине вечера кое-где оставались пробелы. Несколько причинно-следственных связей будто стерлись из его памяти. Но остальное вспоминалось на удивления ярко. В их диалогах он помнил каждое слово. Особенно то, что Куми Адати сказала ему напоследок:
— На рассвете ты должен уйти. Постарайся успеть, пока выход не перекроют.
Пожалуй, и в самом деле пора убираться отсюда. Он специально взял отпуск и прикатил в этот город, чтобы снова встретиться с десятилетней Аомамэ, спящей в Воздушном Коконе. Две недели подряд, день за днем, навещал парализованного отца и читал ему книги. Но Воздушный Кокон так и не появился. Зато когда он почти махнул на это рукой, Куми Адати приготовила для него нечто иное. Он все-таки смог увидеться с юной Аомамэ — и даже поговорил с ней.
— Найди меня, пока позволяет время, — сказала Аомамэ.
Хотя — может, на самом деле это сказала Куми Адати? Бог разберет. Но какая разница? Куми Адати однажды уже умирала и теперь возродилась. Не ради себя, а ради кого-то еще. Так сказала она сама, и Тэнго решил в этом не сомневаться. Что само по себе очень важно. Наверное.
Ведь сейчас он в Кошачьем городе. Только здесь возможно добиться того, что не достижимо больше
