графств. Высокий и худой, с очень светлыми волосами, он был приблизительно тридцати лет от роду. Для того, кто проводит большую часть времени вне дома, ратуя за благополучие животных, у него был слишком нездоровый цвет лица. С этой благородной бледностью контрастировали желтеющие синяки под глазом и на скуле. На Адамсе были мешковатые вельветовые брюки джемпер с надписью про то, что съесть деньги невозможно. У него были необыкновенно длинные, почти женственные пальцы.
Адамс придержал дверь, пропуская Фина, а потом убрал со складного стула одежду и бумаги, чтобы гость мог сесть. Комната была похожа на эпицентр бумажного взрыва: к стенам пристали тысячи клочков бумаги и клейкой ленты. Карты, памятки, вырезки из газет, стикеры — чего там только не было. Фин не был уверен, что хозяин отеля обрадуется, увидев такое. Кровать была завалена книгами, папками и тетрадями. Ноутбук на комоде у окна соседствовал с очередными документами, пустыми пластиковыми стаканчиками и остатками китайской еды на вынос. Из окна открывался вид на Джеймс-стрит и устрашающую конструкцию из стекла и бетона — отель «Сифорт».
— Я и так уделил полиции гораздо больше времени, чем вы заслуживаете, — пожаловался Адамс. — Вы ничего не делаете для того, чтобы арестовать человека, избившего меня. А потом, когда оказывается, что он мертв, обвиняете меня в его убийстве!
У него зазвонил мобильный, и он, извинившись, снял трубку. Сказав собеседнику, что сейчас занят и перезвонит позже, он выжидающе посмотрел на Фина:
— Ну? Что вы хотите знать на сей раз?
— Я хочу знать, где вы были в пятницу, двадцать пятого мая этого года.
Это выбило Адамса из колеи:
— А зачем вам это?
— Мистер Адамс, пожалуйста, просто скажите, где вы были в тот день.
— Понятия не имею. Мне надо проверить по ежедневнику.
— Так сделайте это.
Адамс взглянул на Фина со смесью испуга и раздражения. Что-то недовольно бормоча, он присел на край кровати; пальцы его изящно заплясали по клавиатуре ноутбука. Экран ожил, на нем появилась страница ежедневника. Адамс перешел от понедельного отображения к помесячному и быстро перемотал страницы с августа до мая:
— Двадцать пятого мая я был в Эдинбурге. В тот день у нас была встреча с местными представителями Королевского общества по предотвращению жестокого обращения с животными.
— Где вы были вечером того дня?
— Я не знаю. Вероятно, дома. Я заношу в ежедневник только то, что касается работы.
— Мне необходимо подтверждение ваших слов. Кто-нибудь может выступить в качестве свидетеля.
Глубокий вздох, а затем:
— Я думаю, Роджер может знать. Мы вместе снимаем квартиру.
— Тогда я рекомендую вам связаться с ним, а потом — со мной.
— Что, черт возьми, все это значит, мистер Маклауд?
Фин проигнорировал вопрос:
— Имя Джон Сиврайт вам что-нибудь говорит?
Адамс не задумался ни на секунду:
— Нет, не говорит. Вы собираетесь объяснить мне, в связи с чем меня допрашивают?
— Ранним утром двадцать шестого мая на улице, примыкающей к Лейт-Уок, был найден тридцатитрехлетний юрист, специалист по правам собственности. Его задушили, подвесили на дереве и выпотрошили. Как вы знаете, всего три дня назад здесь, на острове Льюис, Ангуса Джона Макритчи постигла почти в точности такая же участь.
Воздух толчком вырвался из горла Адамса:
— И вы хотите знать, не я ли разъезжаю по Шотландии, потроша людей? Я? Это смешно, мистер Маклауд. Просто смешно.
— Разве я смеюсь, мистер Адамс?
Тот посмотрел на Фина с напускным недоверием.
— Я спрошу Роджера, что мы делали в тот вечер. Он вспомнит: он более организованный, чем я. Могу я еще чем-то вам помочь?
— Да. Я хотел бы знать, за что Ангел Макритчи избил вас.
— Ангел? Так вы его называете? Да он отправится скорее в преисподнюю, чем в рай! — Адамс нахмурился. — Я уже сделал официальное заявление.
— Я его не слышал.
— Сейчас уже нет смысла расследовать нападение, ведь преступник теперь вне досягаемости даже для вас.
— Просто расскажите мне, что произошло, — Фин старался не выказывать нетерпения. Но что-то в его тоне все же задело Адамса, который опять вздохнул, на этот раз еще более театрально:
— Одна из ваших местных газет — «Гебридиан» — опубликовала статью о том, что я приехал на остров, чтобы организовать демонстрацию против ежегодной охоты на птенцов олуши на Ан-Скерр. Там убивают около двух тысяч птиц. Люди забираются на утесы и душат беззащитных бедняжек, пока родители птенцов, как безумные, кружат рядом, оплакивая своих малышей. Это жестоко. Бесчеловечно. Даже если это традиция, то ей не место в цивилизованной стране в двадцать первом веке.
— Если опустить лирику и перейти к фактам…
— Я полагаю, что вы, как и все в этом богом забытом месте, за сохранение традиции. Это как раз то, чего я не мог ожидать: ни один человек на острове не поддержал меня. А я рассчитывал привлечь местную оппозицию, чтобы пополнить наши ряды.
— Мясо птенцов считается деликатесом. Это может казаться вам варварством, но птиц забивают так, что они умирают почти мгновенно.
— Палками с петлей на конце и дубинками? — Адамс скривил губы в отвращении.
— Они очень эффективны.
— Откуда вам знать?
— Вообще-то я тоже этим занимался.
Адамс скривился, будто проглотил лимон:
— Значит, обсуждать это с вами было бессмысленно.
— Хорошо, а теперь не могли бы мы вернуться к нападению?
У Адамса снова зазвонил мобильный, и он ответил:
— Адамс… А, это ты, — он понизил голос. — Вы в Уллапуле? Отлично. Когда прибывает паром? Я встречу вас у терминала, — он смущенно глянул на Фина. — Слушай, я перезвоню тебе позже: у меня сейчас полиция. Да, снова, — он закатил глаза. — Хорошо. Чао.
Адамс бросил телефон на кровать и извинился, хотя вовсе не чувствовал себя виноватым.
— Ваши демонстранты приезжают?
— Да, если хотите знать. Это не секрет.
— Сколько?
— Нас будет двенадцать — по одному на каждого члена команды охотников.
— И что вы будете делать? Устроите лежачую забастовку перед траулером?
— Очень смешно, мистер Маклауд, — Адамс опять скривился. — Я знаю, что мы не сможем остановить их. По крайней мере, не в этом году. Но мы можем повлиять на общественное мнение. В нашем распоряжении пресса и телевидение, и мы вещаем на всю страну. Если мы сможем убедить шотландское правительство отозвать их охотничью лицензию, то тогда все это станет незаконным. Таким, как вы, просто запрещено будет ходить на утесы и убивать бедных птиц.
— И вы сказали все это в интервью «Гебридиан»?
— Да, сказал.
— Это сделало вас популярным.
— Моей ошибкой было позволить им напечатать мою фотографию. Потерял анонимность.
— И что же произошло?
