Но, как выяснилось, именно Мораг организовала все, связанное с похоронами. К тому же она решила проблему теткиных вещей. Кое-что могло пригодиться ее семье, а остальное она отвезет в благотворительный магазин в Сторновэе.
— Знаешь, кто-то выбросил твои старые игрушки! — сказала Мораг с негодованием. — Я их нашла у мусорки. Убрала в багажник, чтобы они не пропали.
Я подумал, что теперь они будут принадлежать какому-нибудь другому ребенку. И пусть у него останутся от них более счастливые воспоминания, чем у меня.
В церковь пришло совсем немного людей. Дальние родственники, несколько крепких старичков, что ходили на все похороны, да кучка любопытных соседей, которые хотели узнать побольше об эксцентричной старой даме, что жила в одиночестве в «белом доме» у бухты. После службы, когда в ушах у меня еще звенели гэльские псалмы, я встал и повернулся к дверям. И увидел, как Артэр и Маршели тихо встают с самой дальней скамьи. Они должны были знать, что я сижу впереди. И все же быстро вышли, как будто старались избегать меня. Пятнадцать минут спустя мы собрались на скалах у дома, чтобы проводить останки моей тетки в последний путь. И там я снова увидел эту пару. Артэр кивнул мне, пожал руку. Когда гроб поднимали со стульев, выставленных на площадке у дома, мы встали плечом к плечу. Я уверен, гроб был тяжелее самого тела. Маршели в черном стояла среди женщин, которые смотрели, как мужчины отправились в долгий путь к кладбищу. На этот раз я поймал ее взгляд, но ненадолго. Маршели опустила глаза, как будто горевала. Она мало знала мою тетку, а любила ее еще меньше. Так что печалилась она наверняка не о ней.
Артэр заговорил со мной, когда гроб уже опустили в землю, и могильщики закапывали его. Мы отправились назад, к кладбищенским воротам, пригибаясь под атлантическим ветром, и тут он спросил:
— Как университет?
— Не совсем то, на что я надеялся.
Артэр кивнул, как будто понял.
— Тебе нравится в Глазго?
— Нормально. Лучше, чем здесь.
Мы выпустили с кладбища людей. Я подождал, пока Артэр закроет ворота. Он повернулся ко мне, но еще долго молчал.
— Тебе стоит знать, Фин… — он глубоко вздохнул, и я услышал, как клокочет слизь у него в горле. — Мы с Маршели поженились.
У меня не было на это права, но я почувствовал острый укол гнева и ревности.
— Да? Поздравляю.
Конечно, он понял, что я вовсе не рад за них. Но что я мог еще сказать? Артэр кивнул:
— Спасибо.
И мы отправились догонять остальных.
Глава девятнадцатая
Маршели складывала торф из штабеля в ведро. На ней были джинсы, резиновые сапоги и толстый свитер; волосы распущены, ветер разметал их вокруг лица. Шума подъезжающей машины она не услышала: ветер дул с севера. Фин сидел за рулем маленького «дэу» цвета рвотных масс, который за небольшую плату взял в аренду на день. Вдоль всей береговой линии разбивались маленькие белые волны, а на северо- западе собирался настоящий шторм, похожий на армию вторжения.
— Маршели.
Голос раздался у самого ее плеча. Она встала, повернулась. На лице женщины при виде Фина отразилось удивление, потом тревога.
— Фин, что случилось?
— Ты должна была знать, что он бьет мальчика.
Она закрыла глаза и уронила ведро, брикеты торфа рассыпались по двору.
— Я пыталась остановить его. Правда!
— Ты плохо пыталась, — ответил Фин резко.
Маршели открыла глаза, и он увидел в них готовые пролиться слезы.
— Ты не представляешь, на что он способен. Когда Фионлах был маленьким и я впервые увидела синяки, я просто не поверила. Решила, что это случайность. Но случайности не могут повторяться бесконечно.
— Почему ты не ушла от него с сыном?
— Я пыталась. Поверь мне, я хотела! Но он сказал мне: если я уйду, он найдет нас. Найдет, куда бы мы ни уехали. И убьет Фионлаха.
Ее глаза умоляли сжалиться, но Фин был непреклонен:
— Ты могла сделать хоть что-то!
— Я сделала. Осталась с ним и делала все, чтобы прекратить побои. Он никогда не бил сына при мне, так что я старалась быть рядом, чтобы защитить его. Но быть рядом постоянно невозможно. Бедный Фионлах! — Слезы наконец покатились по щекам. — Он такой чудесный! Вел себя, как будто так и надо. Никогда не плакал и не жаловался. Принимал это как должное.
Фин понял, что его трясет от ярости и боли.
— Боже, Маршели, почему?..
— Я не знаю! — она почти кричала. — Он как будто хотел отомстить мне. На этой проклятой Скале случилось что-то такое, о чем вы мне не говорите: ни ты, ни он. И это его полностью изменило.
— Да знаешь ты, что там случилось, Маршели! — Фин поднял руки, потом снова опустил в раздражении. Женщина покачала головой:
— Нет. Не знаю, — и окинула его долгим, внимательным взглядом, как будто удивляясь его упорству. — Это изменило нас всех, и ты прекрасно это знаешь. Но с Артэром вышло хуже всего. Вначале я этого не понимала. Думаю, он просто скрывал все от меня. А потом, когда родился Фионлах, это начало выходить из него, как яд.
В кармане у Фина зазвонил мобильный телефон. Песня
— Ну? Может, наконец ответишь?
Никто на острове не знал его номер, значит, это кто-то с материка.
— Нет.
Фин вздохнул с облегчением: звонящего наконец переключат на голосовую почту.
— И что теперь?
Маршели вытерла слезы с лица тыльной стороной ладони. На щеке остались следы торфа.
— Не знаю.
Ее взгляд был усталым, как будто жизнь с Артэром выпила из нее все соки. Было очевидно: она винит себя в том, что ее сына избивали, а она никак не могла этому помешать. У Фина опять зазвонил мобильный.
— О боже!
Полицейский выхватил телефон из кармана, нажал «Ответить» и прижал его к уху. Это была служба голосовой почты — сообщалось, что у него одно новое сообщение. Фин нетерпеливо ждал и наконец услышал знакомый голос. Правда, он показался таким далеким от всего, что происходило вокруг, что Фин не сразу его узнал.
— Слишком занят, чтобы снять чертову трубку? Надеюсь, ты ловишь убийцу, — это был патологоанатом, профессор Ангус Уилсон. — А если нет, я тут для тебя кое-что нашел. Надеюсь, это
