— Послушайте, может, перенесем это на другой день, Грид? Мне кажется, вам не по себе…
Лерой яростно ударил кулаком по столу и наконец произнес слова, которые Натан пытался из него вырвать:
— Звоните в ваш проклятый банк и прикажите перевести миллион долларов на мой счет!
— Очень хорошо, чудесно, как скажете — вы главный. —
Натан взял телефон, выключил его, чтобы отсоединить микрофон, и сразу же снова включил. Позвонил в банк Филу и приказал перевести средства — под неусыпным оком Лероя.
— Ну вот, деньги переведены.
Едва он произнес эти слова, как Грид встал с места и затерялся в толпе. Натан пытался за ним проследить, но не сумел — Грид как испарился.
Лерой вышел из ресторана. Этот человек был настолько непримечателен, что Эбби чуть не пропустила его. Он прошел несколько шагов и позвал такси.
— Аэропорт Ньюарк! — сказал он водителю, открывая дверь.
Эбби подбежала к машине.
— Я тоже еду в Ньюарк, может, поедем вместе? — И с такой скоростью запрыгнула в машину, что не оставила Лерою возможности отказаться.
Едва они успели проехать несколько метров, как у Эбби зазвонил телефон.
— Думаю, это вас. — Она протянула телефон Лерою.
— Что все это значит?
— Сейчас узнаете. А я собираюсь выйти здесь. — И постучала в стекло, предупреждая водителя. — Счастливого пути, господин Лерой!
Такси остановилось, Эбби вышла. Лерой ошарашенно смотрел ей вслед; телефон все звонил… Лерой сомневался, но любопытство взяло верх над осторожностью.
— Алло? — И он с изумлением услышал свой собственный голос: «Звоните в ваш проклятый банк и прикажите перевести миллион долларов на мой счет!» — «Очень хорошо, чудесно, как скажете — вы главный». — Черт, что за игра, Дель Амико?!
— Игра человека, который согласен заплатить один раз, но не два.
— Что вы собираетесь делать с записью?
— Ничего, просто сохраню, как вы храните свои видеокассеты. Сохраню на всякий случай. Но только от вас зависит, использую ли я ее когда-нибудь.
— Я не собираюсь шантажировать вас второй раз, если вас это волнует.
— Надеюсь, Грид, иначе вы сядете за решетку.
— Второго раза не будет.
— Я хочу вам верить. И еще кое-что, Грид: они никогда не выполняют своих обещаний.
— О чем вы говорите?
— О деньгах, Грид, о деньгах.
Солнце садилось над Нантакетом; целый день непрерывно дул западный ветер. С наступлением темноты волны яростнее накатывали на берег и с грохотом разбивались о скалы, защищавшие виллу Векслеров от стихии.
Джеффри и Мэллори стояли на закрытой веранде, которая нависала над водным потоком. Это было самое впечатляющее место в доме — стеклянная обсерватория над океаном.
Мэллори вернулась из Бразилии утренним рейсом. Она приехала в Сан-Диего и сразу позвонила родителям в Беркшир, но служанка сказала, что «господин и госпожа» решили провести Рождество в Нантакете. Встревоженная, она вылетела в Бостон и вот уже час как находилась на острове.
— Теперь, Мэллори, ты все знаешь.
Джеффри подробно пересказал ей события последних дней. Ничего не упустил, начиная с момента, когда он, совершенно пьяный, сбил Бена Гринфилда; потом поведал о поступке Натана и закончил историей с Гридом Лероем — зять держал его в курсе последних событий. Открыл ей и то, как двадцать пять лет назад обвинил мать Натана в краже, которой та не совершала. Изложил все, умолчал только об одном — что Натан скоро умрет.
С глазами, полными слез, Мэллори подошла к отцу.
— Есть новости об этом ребенке?
— Я звоню в больницу по два раза в день. Его состояние стабильно. Но может случиться что угодно.
— Как ты мог? — сдавленным голосом проговорила Мэллори. — Как мог позволить Натану взять вину на себя?
— Я… я не знаю, — пробормотал он, — он так хотел. Он думал, что так будет лучше для всех…
— Особенно для тебя!
Эти слова больно резанули Джеффри; он не знал, как оправдаться: он дал обещание Натану, и сдержит свое слово, пусть даже будет выглядеть трусом в глазах дочери. Такова его ноша, способ искупить вину.
— Но ты же не допустишь, чтобы его посадили в тюрьму?
— Нет, дорогая, — заверил ее Джеффри, — обещаю, что вытащу Натана. Хорошо я умею делать только одно, и я сделаю это.
Джеффри посмотрел на свои руки: они предательски дрожали, выдавая желание выпить. Уже третий раз за последние пятнадцать минут он сделал несколько глотков минеральной воды в надежде, что она облегчит его страдания.
— Прости, Мэллори!
Он чувствовал себя ничтожеством, стыд, поселившийся глубоко внутри, как будто парализовал его.
Мэллори подошла к стеклянной стене, со всех сторон окружавшей веранду. Она смотрела далеко вперед — туда, где линия горизонта соединялась с кромкой океана. В детстве во время бури она не решалась приходить сюда из-за шума волн и ветра — в этом месте он был особенно сильным. Неистовство стихии ужасало ее, ей казалось, что она стоит в самом центре урагана.
Джеффри решился сделать шаг к дочери:
— Дорогая…
Она повернулась, посмотрела на него — и наконец упала в его объятия, как когда-то десятилетней девочкой.
— Я так несчастна с тех пор, как больше не живу с Натаном, папа.
— Поговори с ним, милая. Я думаю, ему есть что тебе сказать.
— Вначале, когда мы расстались, у меня было странное, смешанное чувство — боли и облегчения.
— Облегчения?
— Да… всю свою жизнь я боялась, что он меня разлюбит, проснется однажды утром и поймет, какая я на самом деле слабая. В этом смысле наш развод стал избавлением: я его уже потеряла — значит, больше нет причин бояться.
— Ты ему так же нужна, как и он тебе.
— Я не верю. Он меня больше не любит.
— Недавно он продемонстрировал обратное.
Мэллори полными надежды глазами смотрела на отца.
— Найди его! — со всей серьезностью сказал Джеффри. — Но торопись, время не ждет.
28
