Окна летнего дома были занавешены голубым тюлем, и Северину вдруг показалось, что это очень мило и трогательно. Он, чувствуя необыкновенную нежность, словно лаская, провел рукой по деревянным полированным перилам. Он готов был целовать каждую ступеньку лестницы, по которой ступали босые ножки девушки.
Поднявшись на крыльцо, Северин остановился у двери. «Вот сейчас я постучу, и она выйдет… Что ей сказать? «Привет»?.. – это простое слово вдруг показалось Северину пустым и неуместным. – «Доброе утро» будет гораздо лучше… но уже двенадцать. Не говорить же «добрый полдень»?.. А «добрый день» как-то сухо…» Парень нахмурился. Все слова казались ему недостойными Арины. Она – совершенно особенная, необыкновенная девушка. Значит, и говорить ей нужно что-то необыкновенное… Но что? Болтовня никогда не была его коньком. «Все должно решиться само, – подумал наконец Северин. – Я улыбнусь ей, и, если вчерашняя ночь не была миражом, она тоже улыбнется, нам не потребуются никакие слова».
И только он подумал все это, как понял, что решил совершенно правильно, и, уже ничуть не сомневаясь, постучал в дверь.
На лице Северина уже сияла улыбка, когда дверь открылась, и на пороге появилась заспанная темноволосая худенькая девушка в длинной футболке, открывающей загорелые дочерна ноги.
«Соседка по комнате. Ну конечно!» – сообразил парень.
– Привет, я к Арине. Можно? – Он сделал шаг, представляя, как войдет в дверь и увидит ее – тоже заспанную, с растрепанными ото сна золотистыми солнечными волосами, необыкновенно родную и милую…
Но брюнетка, против ожидания, не отступила, пропуская его внутрь, а, напротив, потянула дверь на себя и нахмурилась.
– Вообще-то Арина уехала, – сообщила она, собираясь окончательно захлопнуть дверь. Северин едва успел ее перехватить.
– Как? Куда? Когда? – спросил он, еще не веря в происходящее.
– Слушай, отстань, а? – девушка широко зевнула. – Я всю ночь не спала… Откуда я знаю, как и куда она уехала. Мы с ней просто в одной комнате жили. Я ей не сторож, понял? Уехала – и все.
– Но она вернется? – Северин все еще не выпускал ручку двери.
– Не знаю я, вернется или не вернется, но вещи все забрала. Уехала с каким-то мужиком, – брюнетка снова зевнула. – Так ты дашь мне поспать или нет?.. И мой тебе совет, – продолжила она, когда Северин наконец выпустил дверь, – не бегай за Аринкой. Если бы ты был ей нужен, она бы тебя об отъезде предупредила. Или телефончик оставила. Не оставила? Ну тогда гуляй, парень!..
Дверь захлопнулась, и Северин остался на крыльце, чувствуя себя так, словно в него ударила молния… Тот самый перун, о котором говорила Александра.
А потом повернулся и побрел к себе. Едва ли кто-то из тех, кто видел его вчера, мог бы узнать статного ловкого парня, первым перемахнувшего через еще высокое пламя, в этом ссутулившемся потерянном человеке.
– Оля, – Глеб набрал в легкие побольше воздуха, – мы не увидимся еще какое-то время… Я должен буду уехать…
Он замолчал. Из-за этой глупой недоговоренности расстояние между ними становилось вдвое больше.
– Хорошо, я буду ждать, – прозвучал ее родной голос. – Возвращайся. И помни, что ты обещал.
Он сжал зубы. Между ними – дорога. Долгая, бесконечная дорога… Редкие встречи и долгие темные провалы разлук.
К черту бы эти расставания, но как поется в одной старой песне, без расставаний бы не было встреч.
– Я люблю тебя, – выдохнул он в трубку.
Ветви деревьев плавно качались, так и норовя задеть его по чувствительному носу. Он мотал головой – не рассерженно, а зная, что все это – часть игры. Или часть ритуала. Ноздри щекотал целый каскад запахов: молодые листья, нежные лесные цветы, земля, разогретая летним солнцем… И в этот шлейф вплетался еще один запах – запах жертвы: соленый аромат крови, сладковатый привкус пота и страха.
Жертва ждала его там, на полянке. Он ощущал это и шел к ней неторопливо, по-хозяйски. Он и был хозяином, властелином этих владений.
Вот и поляна. Он на минуту остановился на самой границе, наслаждаясь этим мгновением всеобъемлющей власти, а потом шагнул в очерченный солнцем круг.
Жертва была привязана к алтарю – молоденький ягненок. Совсем еще несмышленыш, он все же почувствовал запах неумолимой смерти и теперь жалобно мычал, отчаявшись вырваться из крепких пут.
«Прими эту жертву, Хозяин! – наперебой зашептали деревья, клоня под набежавшим ветром свои гордые кроны. – И будь к нам милосерден».
«Прими эту жертву, Хозяин! – зазвенел прозрачный ручеек, отражающий кристально чистое небо. – И да не оскудеют дары твои!»
«Прими эту жертву, Хозяин! – опасливо зашебуршились в кустах мелкие твари лесные. – И храни нас».
Солнце золотило нежную шкурку ягненка, рассыпаясь по ней тысячью драгоценных искр. Это было красивее, чем сверкание рубинов и блеск золота. Это было прекраснее всего на свете.
И он, хозяин и владетель, приблизился к алтарю. Жертва дернулась, уже понимая всю тщетность своих усилий, и покорно затихла.
Ему не было жаль ягненка. Таков был порядок. Правильное положение вещей в этом мире – а кому, если не ему, блюсти равновесие?
Все торжественно затихло, и даже ветер угомонился, не решаясь прикоснуться к молодой траве, кое- где оттененной желтыми пятнышками взъерошенных после долгого сна одуванчиков.
«Я принимаю эту жертву. Да будет так отныне и во веки веков», – сказал он, погружая зубы в податливо подставленную тонкую шейку.
В рот сразу хлынула горячая пряная кровь.
Северин проснулся, чувствуя на губах солоноватый вкус крови. Кровь… опять кровь! Уже который раз за короткое время.
– Северин? У тебя все в порядке? – окликнул со своей кровати Глеб, разбуженный его возней.
Он что-то невразумительно рыкнул, словно разом позабыв человеческую речь.
Послышалось шуршание, и в комнате вспыхнул раздражающе-резкий искусственный свет.
– Да у тебя губы в крови! – Глеб приблизился и смотрел на друга с явной тревогой.
Северин медленно отер рот рукой.
– У тебя рана. Ты прокусил губу. Сильно…
– Все нормально, – пробормотал Северин, чувствуя, что ему стало немного легче. Конечно, это его собственная кровь. Он просто слишком сильно сжал во сне зубы… Ничего необычного и уж точно ничего страшного. Все абсолютно нормально.
– Давай перекисью обработаю.
– Нет, не стоит, – он отвернулся к стене.
– Северин… – Глеб сел на его кровать, видимо рассчитывая на полноценную беседу. – Я знаю, предательство всегда тяжело. Но предать может только по-настоящему близкий человек. Та девушка была случайным человеком. Она ушла – и хорошо, что ушла. Хорошо, что сейчас, а не позже, когда ты привязался бы к ней сильнее… Это правильно, когда случайные люди уходят. Понимаешь?
Северин не ответил. Он не стал спрашивать друга, как тот догадался о том, что произошло. Видимо, это было не сложно. Он не стал спорить, по привычке признавая, что Глеб умнее… Но болеть не переставало. С тех самых пор, когда в ушах с отчаянной ясностью прозвучало «если бы ты был ей нужен…» Если бы он был ей нужен, все сложилось бы по-другому. Но история, как известно, не знает сослагательного
