«ВАЖНЯК» ТУРЕЦКИЙ
— Фамилия, имя, отчество: Шаранин Григорий Иванович, — сказал подследственный, увидев, что Турецкий пододвинул к себе бланк протокола допроса.
Турецкий кивнул.
— Хорошо. Продолжайте в том же духе. Что вы делали двадцать пятого сентября сего года в первой половине дня?
— В 9.53 я вошел в здание Минфина. В 10.05 проник на министерскую автостоянку и прикрепил к днищу красного «БМВ-850», номерной знак Н387ЕС 77, со стороны водителя коробку, после чего покинул территорию министерства. Больше ничего представляющего интерес для следствия я в тот день не совершал.
— Каким образом вы проникли в Минфин и на охраняемую автостоянку?
— У меня были пропуск и план здания. Я знал, что на стоянку можно попасть через служебный вход с 10.05 до 10.06: в это время заменяется кассета, на которую записывается изображение с видеокамеры наблюдения.
— Вы успели за одну минуту прикрепить взрывное устройство к автомобилю Вюнша и вернуться в здание через служебный вход?
— За сорок секунд. Расстояние от служебного входа до машины составляло примерно тридцать метров, устройство было магнитным, и установка его заняла не более двух секунд, а деловым шагом за минуту можно преодолеть сто метров. Прошу занести в протокол: кому принадлежит красный «БМВ», я не знал.
— Но то, что ваше «устройство» — бомба, вы знали?
— Не знал. Но догадывался.
— Как вам пришла в голову идея подложить взрывное устройство в красный «БМВ-850», № Н387ЕС77?
— Мне приказал это сделать мой бывший шеф — полковник ФСБ Ефремов Семен Семенович. Он же передал мне устройство, пропуск в Минфин и инструкции, как проникнуть на автостоянку.
— Как давно вы работаете под его началом?
— Вы имеете в виду неофициально? С мая 1997 года — с момента увольнения из ФСБ.
— Ваш бывший шеф уволился до или после вас?
— С чего вы взяли, что он вообще уволился из ФСБ? Насколько я понимаю, он продолжает там служить и занимает прежнюю должность. Когда я сказал «неофициально», то имел в виду — с моей стороны, а не с его.
— Понятно. Что послужило причиной вашего увольнения?
— Простите, но я не уверен, имею ли право отвечать на ваш вопрос. Обратитесь в ФСБ в официальном порядке.
— Как часто вы исполняли подобные поручения Ефремова?
— Явно криминального характера — впервые. До того несколько десятков раз выполнял различные мелкие задания, преимущественно связанные с наружным наблюдением, иногда курьерского плана.
— Когда именно Ефремов передал вам взрывное устройство и инструкции?
— Он позвонил мне двадцать четвертого около полуночи и попросил к телефону Степана Яковлевича, якобы ошибся номером. Это был один из условных сигналов, означавший, что через полтора часа мне нужно быть на Ленинградской железнодорожной платформе. Там он все мне и передал. Но само задание в общих чертах сформулировал на предыдущей встрече неделей раньше.
— Зачем понадобилось встречаться дважды? Он не был уверен, что вы согласитесь?
— Не в том дело. Мне необходимо было время, чтобы съездить на место, изучить обстановку.
— С тех пор между вами были еще контакты?
— Да. Двадцать шестого утром, в начале восьмого, мне позвонили якобы из ЖЭКа. В 9.05 мы встретились на обычном месте — в парке у Водного стадиона. Он потребовал, чтобы я подал заявление об увольнении из «Зари» и сказал всем, что уезжаю из Москвы.
— Почему вы должны были уволиться, он объяснил?
— Нет.
— А сами вы как думаете?
— Возможно, это было связано со взрывом. А возможно, все сложнее: в «Заре» я в последнее время занимался поисками без вести пропавшей практикантки Минфина Марии Коротаевой и в итоге обнаружил ее тело, правда уже после встречи с Ефремовым. Деркач потребовал, чтобы я довел расследование до конца. Коротаева была любовницей Вюнша.
Так что требование об увольнении могло быть в какой-то мере связано и с этим делом. Но в какой степени и как эти дела между собой пересекаются, сказать не могу. Вот еще что важно: во время поисков Коротаевой у меня на хвосте постоянно болтался один тип — Щербак, сотрудник частного охранного предприятия «Глория», оно расположено в Санду-новском переулке, с обратной стороны бань. Они тоже занимались поисками этой Коротаевой. Утром двадцать пятого Щербак пытался за мной следить, но я от него оторвался.
— Ясно. Какая у вас с Ефремовым предусмотрена связь на экстренный случай?
— В смысле чтоб я его вызвал?
— Да.
— Не предусмотрена. Связь только односторонняя.
Турецкий впервые минут за десять оторвался от протокола.
— Я вам не верю, гражданин Шаранин!
— Зря. Разве я до сих пор что-то утаивал? Мне нет никакого резона запираться и в особенности покрывать моего бывшего шефа. Из-за Коротаевой он заставлял меня увольняться или из-за Вюнша — мне-то какая разница?! Совершенно очевидно: он решил меня убрать.
— Или на время спрятать, пока пыль не уляжется.
— Убрать.
— Почему вы так считаете?
— Если хотите — чутье. А хотите логические доводы: я не был настолько ценным агентом. Когда взрывают замминистра, таких внештатных сотрудников, как я, не берегут до следующего раза.
— Почему в таком случае вы не ударились в бега сразу, а продолжали работать в «Заре» и ждали, пока вас арестуют?
— От Ефремова бегать бесполезно, во всяком случае, у меня нет таких денег и связей. Потом была надежда, хоть и небольшая, что вашего Вюнша не собирались взрывать на самом деле, а только пугали. В таком случае мне ничего не грозило.
— И еще у вас, Шаранин, был шанс самому убрать Ефремова при следующей встрече. Пока вы не уволились из «Зари» и не объявили об «отъезде», он не стал бы отдавать приказ о вашем устранении другому такому же внештатному сотруднику и, возможно, пошел бы еще на один контакт, чтобы вас подстегнуть. А зная вашу фээсбэшную специфику, нетрудно предположить, что о вашем существовании никто, кроме Ефремова, не знал, и после его смерти вас бы искать не стали. Я правильно излагаю, гражданин Шаранин?
— Это все домыслы, гражданин следователь. А то, что полковник Ефремов является организатором покушения на Вюнша, — факт. Вот вы его арестуйте и сделайте так, чтобы я дожил до суда. А там уж за мной не заржавеет.
ДЕНИС ГРЯЗНОВ
