— Нет. Мы вообще с ним пару раз только... Потом он на Андрея Маслова переключился, честное слово!
«Что это ты так нервничаешь, дружок?» — Александр видел, что сквозь слой пудры на лице танцовщика проступают алые пятна.
— Вас это огорчило?
— Как вам сказать... Он, конечно, не супермужчина, от него головы не потеряешь... Но не жаден. Деньги давал. На лекарства в том числе.
Турецкий поменял кассету, включил ее. Замелькали кадры. Александр остановил пленку. Рядом с Новгородским за столиком сидел светловолосый молодой человек.
— Вот! Это Андрей! — вскричал Варфоломеев. — Он и был пассией Жоржа, пока не пропал.
— Пропал? Куда и когда?
— Где-то в начале октября. Вечером возвращался домой после спектакля и до дома не дошел.
— И что же? До сих пор о нем ничего не известно?
— Нет.
— Заявление в милицию подавали?
— А кто будет подавать? Он из Коврова родом. У него там из родственников одна тетка. Кому он нужен-то?
— Как же так? Ваш товарищ по сцене пропал и никому нет дела? А ваш худрук? Он-то куда смотрит?
— Он смотрит, чтобы клиенты были довольны! Чтобы никаких скандалов, чтобы тишь и гладь...
— Что ж, придется его огорчить. Поскольку скандала, видимо, не избежать. А что вы делали седьмого ноября, Валентин Антонович?
— Седьмого ноября? — молодой человек задумался. — Я не помню.
— Постарайтесь вспомнить, — улыбнулся Александр. — Это праздничный день. Вы, наверное, участвовали в каком-нибудь спектакле?
— Нет, седьмого у нас спектакля не было. Это был свободный день.
— И где же вы его провели? С кем?
Варфоломеев молчал.
— Я жду, Валентин Антонович. Это всего-то полтора месяца тому назад. Седьмое ноября, праздничный день, — повторил Александр. — Неужели у вас такая короткая память?
— Нет, память у меня нормальная, но что именно я делал седьмого ноября... Ах, вспомнил! Дома был, отдыхал. Читал книжку. — Он все теребил пальцами сумку.
— Замечательное занятие. Какую книжку читали?
— Артуро Перес-Реверте. «Кожа для барабана».
— Отличная книга! — одобрил Турецкий. — Весь день читали? И никуда не отлучались?
— Не помню. Кажется, никуда.
— И кто может подтвердить, что в этот день вы были дома?
— Кто? Мама может.
— Мама, конечно, может, в этом я не сомневаюсь, — вздохнул Турецкий. — Мамы чего только не подтвердят, чего только не подтвердят...
— Что вы имеете в виду?
— А знаете, Валентин Антонович, мне ведь придется вас задержать.
— Как? На сколько?
— Пока суток на трое. А там видно будет.
— На каком основании? Вы что? — вскричал танцор. — У меня спектакль вечером!
— Придется пропустить, — вздохнул Турецкий.
— Меня из труппы выгонят, вы что? Куда я денусь-то? Это бесчеловечно! На каком основании?
— На каком основании? У меня, видите ли, есть основания подозревать вас в совершении тяжкого преступления. Нужна биологическая экспертиза, дактилоскопическая, потом следует провести опознание. Все это удобнее делать, имея вас, извините за невольный каламбур, где-нибудь поблизости. Чтобы не искать. Как Андрея Маслова.
— A-а!! Так вы хотите «повесить» на меня Новгородского? — взвизгнул танцовщик.
— Кажется, вы не знали его фамилии? — как бы удивился Турецкий.
— Знал, конечно! Только меньше знаешь, крепче спишь! На черта мне вам про него рассказывать? Вы меня от них отмажете, что ли?
— От кого?
— От всех этих деятелей, клиентов наших. Андрей попробовал Новгородского шантажировать, и что? Начал пугать его, что выступит в телепередаче какой-то. Типа «Стирки». Дурак! Приехал из своего Коврова, думал, все эти «Стирки» и «Окна» про живых людей с улицы делаются. Я ему, дураку, объяснял, что там статисты из одной программы в другую перепрыгивают. Новый грим, парик — вот и новый образ.
— Маслов шантажировал Новгородского? — пепе- бил Турецкий.
— Пробовал. Ему, видите ли, машину срочно захотелось. Всего-то пару месяцев как в труппу попал, а уже «рено» ему подавай! И начал выклянчивать у Новгородского. А тот с машиной не спешил. Тебе, говорит, еще рано. Еще не отсо... не отработал на машину. Да и вообще, этот Новгородский, он мальчишек предпочитал. Совсем салаг. С нами уж так, до кучи. Мне двадцать два — так он мне прямо в глаза говорил, что я для него староват. Андрею девятнадцать, так и то... Не больно-то Жорж им увлечен был. А вот когда его младший брат из Коврова приехал, вот тут у Жоржа глаза и заблестели. А Андрей, вместо того чтобы брата в хорошие руки пристроить, отправил его назад, в Ковров, да еще сдуру пригрозил Жоржу телевидением. И все. Где тот Андрей? Никто не знает! А у меня мама старенькая, я у нее и кормилец, и опора, и единственная радость!
— Я очень сочувствую вашей маме. Тем не менее, Валентин Антонович, вам придется на несколько дней подзадержаться, — произнес Турецкий.
— Я имею право на звонок, — совсем уж по-киношному произнес Варфоломеев.
Глава двадцать девятая ЧУЖАЯ ВОЛЯ
Раздался звонок в дверь. Звонок был коротким, слабым, словно тот, кто стоял за дверью, долго колебался, позвонить или нет.
— А, Оленин, пришел? Ну проходи. — Юрий Максимович отступил, пропуская Митю в квартиру. — Раздевайся. Хорошо, что пришел.
Митя стащил куртку, повесил ее на вешалку и все медлил, топтался в прихожей.
— Ну, что же ты? Не стесняйся, проходи.
— Мама просила поздравить вас с праздником. Вот, подарок от нее.
Оленин неуклюже сунул в руки учителя пакет.
— Спасибо Марине Борисовне. Действительно, Новый год на носу. Двухтысячный! Подумай, Митя, заканчивается целое тысячелетие! А впереди у тебя, Митя, поступление в университет. Хочется в универе учиться? Конечно, хочется. Не в армию же идти. Правда, ты уже столько двоек нахватал, что следует подумать об армии. Исправлять думаешь? Молчишь? Ну что мы здесь в прихожей, как неродные? Пойдем, я тебя чаем напою. Иди в кабинет, я сейчас.
Митя прошел в кабинет, где всего полгода назад он сидел рядом со своим тогда еще божеством, упивался сытной едой, которая после походного голода казалась неправдоподобно вкусной...
