скверно. Глубоко запавшие глаза, осунувшееся лицо.
— Сергей Сергеевич, — обратился к нему Турецкий, — вы неважно выглядите. Вы спали сегодня ночью?
Богачев повел затекшими плечами и иронически усмехнулся.
— А вам какое дело? — грубо спросил он.
— Да, собственно, никакого. Просто мне бы не хотелось, чтобы вы упали в обморок прямо во время беседы.
— Допроса, — желчно поправил Богачев. — Успокойтесь, я не грохнусь со стула. А если и грохнусь — так вам даже и лучше. Раскрою себе череп, и дело будет закрыто.
Взгляд Турецкого оставался спокойным и невозмутимым. Однако уголки губ едва заметно дрогнули.
— Что ж, — нахмурившись, сказал он, — если у вас есть силы на остроты, значит, вы в состоянии отвечать на мои вопросы. — Турецкий достал из пачки сигарету и закурил. Покуривая и пуская дым уголком рта, он выдержал паузу, разглядывая Богачева в упор.
Несмотря на желчность и вызывающий апломб, капитан милиции Богачев заметно нервничал. Казалось, тишина угнетающе действует на него. В конце концов он не выдержал и громко сказал:
— Ну! Вы будете меня допрашивать или нет?
Турецкий откинулся на спинку стула.
— Буду, — негромко сказал он. Выпустил дым и спросил: — Сергей Сергеевич, это вы убили Матвея Ивановича Кожухова?
— Нет, — холодно ответил Богачев. — Не я. Я понятия не имею, кто такой этот ваш Кожухов. Мне плевать и на вас и на вашего Кожухова. Я ясно выражаюсь?
Турецкий вздохнул:
— Ладно. Поставим вопрос иначе. Где вы были позавчера вечером между шестью и восемью часами?
— Гулял по Москве. Я, знаете ли, люблю столицу. Особенно летом. На улицах так много красивых девушек! И платьица у них, знаете ли, такие… возбуждающие. В обтяжку! — Богачев попытался изобразить на своем лице сальную улыбку, но у него это плохо получилось.
Глаза его по-прежнему яростно блестели из-под насупленных бровей.
— Что ж, Москва — красивый город, — согласился Турецкий. — И, кстати сказать, не вы один любите гулять по ее улочкам теплыми вечерами. — Турецкий положил ладонь на серую папку. — Здесь у меня лежат показания одного славного малого, который обожает в хорошую погоду посидеть на скамейке у Большого театра. Позавчера вечером он тоже был там. И знаете, кого он увидел?
— Ну и кого же? — ощерился Богачев. — Папу Римского?
Турецкий грустно покачал головой:
— Если бы… Нет, Сергей Сергеевич, он увидел вас. Олег Петрович Борисов проходил у вас по одному делу пару лет назад. Не припоминаете?
— У меня плохая память на фамилии.
— Бывает, — кивнул Турецкий. — А вот у Олега Петровича Борисова с памятью все в порядке. Так вот, он увидел, как вы вышли из Большого театра и выбросили в урну одну, как он выразился, «штуковину». И, к вашему великому несчастью, мы эту «штуковину» извлекли.
— Поздравляю! — ехидно ответил Богачев.
— Самое интересное, что «штуковина» эта оказалась пистолетом Макарова с навинченным на ствол глушителем. Экспертиза показала, что Матвей Кожухов был убит именно из этого оружия.
Богачев поднял на Турецкого пылающий взгляд.
— Ну а я здесь при чем? — резко спросил он. — Какое отношение я имею ко всему этому бреду?
— Самое прямое. Если верить Борисову, пистолет в урну выбросили именно вы.
— Да ну? И как вы это докажете? Даже если ваш Борисов не ошибается и это действительно был я — как вы докажете, что я выбросил в урну пистолет, а не пустую бутылку? За день мимо урны проходит масса народу, и каждый что-нибудь бросает. Вы что же, всех их арестуете?
Взгляд Турецкого стал холодным.
— Оставьте этот гаерский тон, — жестко сказал он. — Мы с вами не в цирке.
— Другого вы не заслуживаете, — парировал Богачев. — Я сам сыскарь и знаю, как делаются такие дела. Подозреваемых у вас нет, а начальство торопит. И тут вам попадается этот Борисов. Уж не знаю, где вы его откопали. Два года назад он проходил свидетелем по делу о грабеже. Я хотел посадить его на нары, потому что этот мерзавец был виновен, но у меня не хватило улик. Ему тогда удалось отвертеться, но обиду он затаил. И вот у него появился прекрасный шанс отомстить мне. А вы и рады. Борисов дает против меня показания, вы — закрываете дело. И все довольны! Преступник наказан, да? Но знаете что… — Богачев сощурился: — Ищите себе козла отпущения в другом месте, ясно? Я не идиот, чтобы рыть себе яму.
Лицо Богачева стало еще бледнее, чем прежде. Пламенный монолог сильно подорвал его силы. Похоже было, что он не спал не только минувшую ночь, но и предыдущую. «Мужик едва держится на ногах», — подумал Турецкий, пристально разглядывая Богачева. И сменил тон.
— Зря вы так, Сергей Сергеевич, — спокойно и ровно сказал Турецкий, стряхивая с сигареты пепел. — Я не рою яму, я пытаюсь установить истину.
Вы ведь в милиции уже пятнадцать лет и сами не раз занимались этим.
— Это точно, — кивнул Богачев. — Пятнадцать лет. — Он осклабил желтозубый рот в мрачной усмешке: — Бандиты, которых я сажаю в тюрьму, выходят оттуда через несколько лет и становятся уважаемыми членами общества. У них есть деньги, квартиры, дома, шикарные тачки. А я живу в двухкомнатной хрущовке с женой и сыном. И когда в мой дом приходит несчастье, я ничего не могу сделать. Оказывается, что я нищий! Я не могу помочь своему собственному ребенку. Понимаете — ребенку! Маленькому человечку, который ни перед кем не виноват. Что же я после этого за мужик? — Лицо его исказилось мучительной судорогой. — А эти сволочи, — злобно продолжил он, — смотрят на меня и усмехаются мне в лицо. Так кто же из нас правильней живет — я или они?
В лице Турецкого не дрогнул ни один мускул. Казалось, на него этот пламенный монолог не произвел никакого эффекта.
— Ну, подонки во все времена жили лучше честных людей, — пожал он плечами. — И не стоит по этому поводу ломать стулья. Каждый из нас сам выбирает свою судьбу. Но если у тебя в кармане пусто, это еще не повод хвататься за пистолет… Однако продолжим. Вы что-то сказали о своем сыне. Могу я узнать, что с ним случилось?
Яростный блеск в глазах Богачева потух. Плечи его обвисли. На лице застыло беспомощное выражение.
«Заговорился и выболтал лишнее», — понял Турецкий. С людьми это случалось, и довольно часто. Но чтобы сам сыщик — а ведь Сергей Богачев был старшим опером — допустил такую оплошность — это было редчайшим случаем. Вероятно, сказалось нервное напряжение и бессонные ночи.
— Я устал, — угрюмо пробурчал Богачев. — Я больше ничего не скажу, пока не высплюсь. Отведите меня в камеру.
7
Жена Богачева, полная, одутловатая женщина с усталым лицом, сидела напротив Турецкого, опустив голову (она живо напомнила ему Богачева), и теребила белыми пальцами обтрепанный край фартука.
— Елена Петровна, что с вашим сыном? — стараясь говорить как можно вежливей, спросил Турецкий.
Женщина насторожилась. Она подняла на Турецкого подозрительные глаза и спросила:
— А кто вам рассказал про сына? Сергей?
Турецкий кивнул:
