в ожидании зеленого света. Красный джип уже был там. И что же вытворял Стасов! Он буквально вонзался в эту кратковременную пробку, раскидывая машины, отъезжая назад и повторяя свой маневр. Через полминуты он уже был в самой середине, и вскоре водители передних машин, выйдя на шум из салонов и сообразив, что происходит, живо увели свои автомобили в стороны — от греха подальше. Ничего подобного Грязнов не видел даже в американском кино.
Когда он преодолел этот участок дороги, машина Стасова уже ехала по мосту. А Грязнов застрял на светофоре, и мигалка была бесполезна — перпендикулярно шла колонна грузовиков. Впрочем, теперь он мигалку включать и не хотел — ни к чему показывать Стасову, где он находится.
Ну а когда Грязнов все-таки въехал на мост, красного джипа там уже не было. Вячеслав Иванович был уверен, что больше его не увидит. Но ему повезло. Красное пятно мелькнуло на верхнем ярусе автомобильной развязки в трех сотнях метров от него. Гряз-нову было видно, что движение там довольно плотное, но пробок нет — машины медленно едут, и, значит, повторить свой таранный маневр Стасов не сможет. Да он и не станет это делать, решил Грязнов: теперь, когда считает, что оторвался от преследования, ему тоже незачем привлекать к себе лишнее внимание…
Через четверть часа Грязнов все-таки нагнал джип — в туннеле, проходящем под железнодорожным переездом.
После моста он преодолел около четырех километров пути, и у него был выбор — ехать в туннель или в объезд. По логике вещей Стасов не должен был пользоваться туннелем, в его ситуации было бы разумнее поехать по более оживленному участку дороги. Гряз-нов же просто решил сократить путь и получил неожиданные дивиденды: красный внедорожник — вот он, родимый, — стоял вплотную возле стены.
Второй раз за день Грязнов достал пистолет и, согнувшись, перебежками стал приближаться к машине. Стекла в джипе были тонированные, а разбитое заднее (выстрел Митрофанова) не давало достаточного обзора. Двигатель не был заглушён — машина сдержанно пыхтела. Грязнов приблизился достаточно, чтобы заглянуть через разбитое стекло, но тут заметил, что дверца со стороны водителя закрыта неплотно. Черт возьми, не мог же Стасов этого не замечать? Значит, это сделано специально. Ловушка? Вполне возможно.
Тогда Грязнов обогнул машину справа и резко рванул на себя дверцу, приготовившись немедленно стрелять. Но это не потребовалось — в джипе никого не было. Грязнов был готов к любому сюрпризу. Он быстро осмотрел салон, но ничего примечательного не увидел.
А почему Стасов вообще здесь остановился, в середине туннеля, пришла в голову несколько запоздалая мысль. Ответ мог быть только один: дальше он продолжил движение на другой машине. Водителя, очевидно, взял в заложники. Или избавился от него в подходящем месте — зачем ему балласт?
Грязнов захлопнул дверцу, достал из кармана мобильный телефон и позвонил Митрофанову.
— Ну что у тебя?
— Ничего, сижу с Венглинской.
— Вот и сиди. Если захочет куда-то позвонить — не препятствуй, но зафиксируй номер.
— Понял. Вячеслав Иванович, а может, мне…
— Жди меня.
Шум от проезжавших мимо машин мешал говорить. Грязнов сунул телефон в карман и тут же вступил ногой в лужу. Отряхивая туфлю, он невольно посмотрел под ноги. Прямо под джипом лежала канализационная решетка. Она была сдвинута.
Грязнов бросился к своей машине, взял из бардачка фонарик, вернулся, отодвинул решетку пошире и посветил. Вниз уходила металлическая лестница. Кажется, не слишком глубоко.
Вячеслав Иванович спустился по ней в желоб. Осмотрелся. Тут проходили коммуникации. Стоило бы, конечно, еще раз позвонить Митрофанову и предупредить о том, что происходит, но это надо было делать наверху, теперь шуметь было нельзя. Впрочем, никто не мог поручиться, что, когда Грязнов заглядывал в джип и потом, когда звонил помощнику, Стасов не стоял на этой лестнице у него под ногами и не прислушивался к разговору.
Грязнов осторожно поводил фонариком по сторонам. Да нет, конечно, его тут уже давно нет, а незаглушенный двигатель — это так, для отвода глаз. Грязнов присел на корточки. Со стороны города тянуло свежим воздухом. Он двинулся в этом направлении, «обшаривая» дорогу перед собой фонариком. От труб над головой шел пар, и, даже если бы тут было светло, вряд ли было бы хоть что-то видно. Грязнов насчитал пятьдесят семь шагов, то есть метров сорок пути, когда впереди забрезжил голубой свет.
— Ага, — пробормотал он и выключил фонарик — глаза уже достаточно привыкли к темноте.
Прибавил шагу. Еще метров через пятнадцать пришлось повернуть направо — прямого хода больше не было. Грязнов сделал несколько шагов и остановился. Минуточку! Если он вынужден был повернуть, то откуда же взялся «свет в конце туннеля»? Что это вообще за бред? Может быть, так выглядит мираж для заблудившихся в подземелье? Или все объясняется гораздо проще?
Грязнов вернулся назад, опять оказался в месте поворота. Он хотел включить фонарик, но не успел. Он снова увидел голубой огонек и теперь понял, что это такое. Это была подсветка часов, отраженная в солнцезащитных очках Стасова: Стасов стоял в нескольких шагах от него, повторяя эту процедуру — держал очки возле часов и серьезно, как строгий учитель, смотрел на Грязнова. Грязнов рванулся к нему, одновременно вытаскивая пистолет, и ударился обо что-то головой. Последнее, что он услышал, перед тем как погрузится в полный мрак, был тихий, вкрадчивый голос:
— Не правда ли, презрение к смерти — лучший жест из всех жестов, когда-либо придуманных людьми?
Он пришел в себя, пошарил рукой и сперва нашел рядом пистолет. Проверил — пистолет был разряжен, обойма исчезла. Потом обнаружил и фонарик — он был разбит. Голова раскалывалась. Вячеслав Иванович потрогал затылок, там сильно саднило.
Итак, Стасов был готов к его появлению, ждал его и вырубил. Но не убил, хотя несомненно мог. Что же означает вся эта игра в кошки-мышки? Какая у него цель? Хотя какая может быть цель у психа?
Грязнов попробовал сообразить, сколько же прошло времени. Вряд ли много — он не смотрел на часы последние минут сорок, но с учетом погони… в отключке он пролежал не больше получаса.
Спустя еще пять минут он нашел выход — увидел рассеянный свет, уходящий наверх, там был канализационный люк.
Грязнов выбрался на тротуар и удивился тому, что никто не обращает на него внимания. Люди спешили по своим делам, и им дела не было до грязного генерала МВД. Впрочем, возможно, если бы он вылез из канализации в милицейской форме и при всех регалиях, результат был бы иной. Что же, по крайней мере, он еще способен к самоиронии, это значило, что Стасов вышиб не все мозги.
Грязнов задвинул люк на место. Посмотрел на себя в витрину магазина, пригладил волосы и решил, что теперь имеет смысл вернуться к туннелю, то есть к машине. Он вышел на перекресток. Почему-то в глаза бросились фонтанчики с питьевой водой. Наверно, просто потому, что хотелось пить. Грязнов подошел к ним освежить лицо и в одном из фонтанчиков увидел… свою обойму.
— Да что же он — издевается, что ли?!
Вопрос был риторический. Стасов несомненно издевался. И самое обидное, что у него это получалось.
Стасов вернул обойму только что, иначе она бы уже исчезла — кто-нибудь утащил бы. Это означает, что он рядом. Это означает, что он, скорей всего, следил за Грязновым, не прекращал за ним следить, следит и сейчас. Это означает, что он, Стасов, играет с ним, Грязновым, в кошки-мышки. Так кто же кого ловит, черт побери?!
Грязнов вставил обойму в пистолет и отошел к стене дома. Прижался к ней спиной и осмотрелся. Стасова нигде видно не было. Зато к фонтанчику подходили и пили воду каждые несколько секунд — взрослые, подростки, дети. Солнце пекло прилично, и журчащая влага, конечно, привлекала прохожих.
Ну что же… Вячеслав Иванович сделал несколько глубоких вдохов, задерживая дыхание на пять секунд, как учил племянник, занимавшийся йогой. Потом снова подошел к фонтанчику и еще раз попил: он чувствовал себя, будто с похмелья.
