— Что делать? — развел руками Анисимов. — К сожалению, мы живем в переходное и потому неопределенное время и служим несовершенным законам. И должны не забываться: мы не только служители закона, но и граждане России и не всегда имеем моральное право раскачивать ситуацию, не задумываясь о последствиях. Нельзя настаивать на букве закона в ущерб его духу.
— Пока что больше получается наоборот… — заметил Померанцев.
— В таких случаях я всегда вспоминаю один прецедент, — сказал Анисимов. — Кстати, чай будете? Или кофе? А то я даже не предложил.
— Спасибо. Так что за прецедент?
— В одной из американских тюрем приговоренный к смерти покончил с собой, приняв яд. Его откачали в реанимации, но потом посадили на электрический стул, поскольку именно такой способ умерщвления был записан в приговоре. Это я всегда вспоминаю как пример приоритета буквы закона над духом. Нам сейчас не нужны общественные потрясения. Их и так хватает. Поэтому дело Разумневича следует отложить до лучших времен. Это мнение не только мое…
— Как прикажете… Но внутреннее расследование дела об утечке информации из Генпрокуратуры по делу Разумневича пока никто не отменял, — заметил Померанцев.
С минуту они пристально смотрели в глаза друг другу.
— Об этом тоже лучше забыть, — с нажимом сказал Анисимов, продолжая твердо смотреть в глаза Померанцеву. — Ибо оба расследования взаимосвязаны.
— Будет письменный приказ?
— А так вы не понимаете? Конечно, вы здесь человек новый, у вас отличные рекомендации, но…
— Но это уже мое личное дело,'— прервал Померанцев, Отвечая не менее пристальным взглядом на взгляд начальства. — Это у меня в сейфе лежит постановление, с которого была снята и опубликована копия с моей подписью, а не в вашем сейфе и с вашей подписью.
— Мне много говорили о вас, особенно о вашей упертости… — сощурился Анисимов.
— Не знаю, что вам говорили, но для меня это дело чести, — спокойно продолжал Померанцев. — В любом случае предполагаемого автора статьи, Быстрова Олега Ивановича, я уже вызвал повесткой. И я его допрошу. Сегодня же.
— Вам нужен громкий скандал, который еще больше дискредитирует Генпрокуратуру в глазах общественности? — повысил голос Анисимов.
Это он цитирует слова своего начальства, которые были произнесены совсем недавно и потому особенно ему запомнились, подумал Померанцев, глядя на покрасневшее лицо Анисимова.
— Уж куда больше… — сказал он спокойно, а на его смуглых скулах вспыхивали и гасли желтые пятна желваков. — Полагаю, зарывать голову в песок или загонять болезнь вглубь еще хуже.
— То есть в случае, если, скажем, обнаружится, что в утечке информации из вашего сейфа виноваты вы сами?.. — понизил на этот раз голос Анисимов.
— …то буду готов понести любое наказание. Вплоть до увольнения, — кивнул Померанцев, вставая. — Я могу быть свободен?
— Сядьте… — сказал Сергей Афанасьевич, оглянувшись на дверь. — Успокойтесь. Давайте подождем, когда нам принесут чаю, не так ли?
…Померанцев вернулся к себе в кабинет минут через десять, практикантка Зоя внимательно проследила за ним, потом подняла трубку телефона, набрав номер сотового Геры.
— Слушай, по-моему, твой непосредственный начальник явно не в духе, — сказала она. — Значит, ему понадобится на ком-то выместить. Будь где-нибудь поближе, когда он тебя потребует.
И только она положила трубку, как последовал требовательный звонок из кабинета.
— Зоя, где там Шестаков? Немедленно найди и приведи сюда…
— Уж Герман близится, а полночи все нет, — сказала она, увидев Геру, в этот момент заглянувшего в дверь приемной. — У вас с ним телепатическая связь, Валерий Александрович, не иначе. Вы только-только о нем подумали, а он уже бежит сюда на полусогнутых… И заглядывает в мои бумаги. Уйди, не трогай, кому говорю!
Гера весело ей подмигнул, показав большой палец, после чего скорчил скорбное лицо и осторожно постучался в косяк.
— Можно? — Он робко приоткрыл дверь. — Вы позволите?
— Заходи… — кивнул Померанцев. — И побыстрей, не до церемоний… Что-нибудь нашел? — спросил он, когда Гера уселся в любимой позе в любимое кресло.
— Боюсь, что да и одновременно нет, — пожал тот плечами. — Шеф, пока никто не сознается во взломе вашего сейфа. Правда, врать не буду, паяльник еще никому не вставлял. Как представлю, сколько при этом будет чистосердечно признавшихся и как потом с ними со всеми разбираться…
— Короче, — нахмурился Померанцев. — У тебя на данный момент есть реальная зацепка?
— На данный момент… А что, закрываем дело Разумневича? — догадался Гера.
— Приостанавливаем, — кивнул Померанцев. — Ятолько что вернулся от Анисимова. Правда, за это он обещал закрыть глаза на поиск утечки.
— Вижу. Ты взъерошенный, как бойцовый петух. А что по этому поводу думает Константин Дмитриевич? — осторожно спросил Гера, кивнув на телефон. — Он знает? Или ему там не до нас?
— Это решили без него. — Померанцев указал на потолок. — И возможно, не в нашей конторе. А где-то повыше.
— А что в правовом государстве может быть выше закона? — задал риторический вопрос Гера.
— Спроси полегче.
— г Значит, будем визит Быстрова отменять?
— Черта с два! Одно другому не мешает… Я убедил Анисимова, что нам нельзя показывать слабину… А вот по поводу утечки… Короче, тут я согласен с Анисимовым: мы сами должны найти дыру в нашем заборе. Лишь бы не помешали. У тебя на сей счет есть идеи?
— Возникла одна мысль, несколько безумная, поскольку кое-что мне вспомнилось… — темнил Гера. — Хотя чем черт не шутит.
— Ну-ну? — нетерпеливо подбодрил непосредственный начальник. — Договаривай.
— Словом, — понизил голос Гера, — раз тебе разрешили внутреннее расследование…
— Не запретили, — поправил Померанцев.
— Вот именно… Поскольку наверняка ты настаивал. Честь мундира, то-се… Меня насторожил именно этот факт: тебе не приказали, а именно не запретили продолжать поиски предателя в наших сплоченных рядах. Значит, кто-то где-то очень надеется…
— …что я поймаю за руку самого себя, — закончил Померанцев.
— Приятно работать с понятливым начальником, — кивнул Гера. — Который понимает с полуслова подчиненного, даже когда тот говорит неприятные для его слуха вещи… Ведь отчет ты должен предоставить наверх, не так ли? А там наверху уже есть готовый ответ. С уликами неопровержимыми, скажем так, не в твою пользу. Допустим… Заметь, я говорю: допустим, тебе их показывают и одновременно прилагают чистый лист бумаги, на котором ты волен написать что угодно. Например, заявление об увольнении по собственному желанию. Судиться или препираться следователю Генпрокуратуры с собственной конторой? Бр-р-р…
— И что теперь делать? — спросил Померанцев.
— Гнуть свою линию, — пожал плечами Гера. — Ты ж не отступишь, насколько я тебя знаю. Как там сказано в одной книге из далекого детства? Бороться и искать. Найти и не отдавать. А вдруг раскроем, кого не следовало бы раскрывать?
— Да это понятно… — Померанцев забарабанил пальцами по столу.
— Некоторые это кожей чувствуют, — негромко продолжал Гера. — Когда прохожу по коридору или в курилке, те, кто всегда держал нос по ветру, сейчас воротят его в сторону. Им наша высокая раскрываемость и раньше была не по нутру.
— Могу дополнить, — потянулся Валерий, сделав пару резких движений, чтобы размяться. — Наверняка наших начальников вызывают куда надо и там спрашивают: сколько можно, да на кого или на что вы там у себя замахнулись?
