– Я думала, ты мне объяснишь. Вторые сутки дома не показывается. Так что происходит?
И Ленька рассказал. Все как есть про выкуп, про то, что упырей прибывает, про лошадей и Петровича. Впервые прямо тому, кто спрашивает и без Васька-посредника.
– Нужен трактор, – закончил он и посмотрел на Елену, будто она сейчас же побежит выполнять приказ.
– Да вот тебе. – Один из мужчин на диване показал грязную фигу. – Даже если это идея Петровича, мы тебе не верим.
– И трактора в деревне нет, – добавил другой. – Был у Михалыча, да тот продал его, чтобы от тебя откупиться.
– Не от меня!..
– Иди уже. – Елена унизительно пригрозила полотенцем, и Ленька поспешил ретироваться.
Во дворе валялся велосипед (ну хоть не пешком теперь бегать), в сарае у Петровича Ленька взял вторую лопату и связку осиновых колышков – много они с Васьком настрогали.
Людей на улице было мало, и это здорово, потому что те, кто встречался Леньке на пути, смотрели недобро, спасибо хоть вслед не плевали. Доигрался упырь. А ведь хотел, как лучше.
Петровича Ленька нашел у той же ямы и тут-то понял, как же это... Долго. Сотни и сотни упырей, сотни и сотни могил, и колышки...
– Смотри. – Петрович подвел его к лунке от выкорчеванного пня. Лунка была широченной и кривой, воронка целая, а не лунка. – Видишь кости? И я не вижу, значит, надо еще копать. Хоронят-то глубоко... Найдешь – воткнешь между ребер колышек и закапывай. Понял?
– А техника? – Ленька кивнул на новый микрорайон и почему-то на трелевочник. – Они ведь все равно будут закапывать?
– Будут. Только я не доживу. Да и с колышками надежнее.
Ленька подумал, что Петрович прав, да только им здесь до утра не управиться.
– Что ж вы на помощь никого не позвали?
– Ты сам пришел. И остальные... Надо будет – придут. Работать-то будешь или рассуждать явился?
Ленька без разговоров схватился за лопату. Откапывать мертвяков оказалось занятием нелегким, но увлекательным. Ленька видел по телику, как работают археологи, аккуратно с совочками и кисточками выкапывая каждую находку. Ничего похожего они с Петровичем не делали, махали лопатами только в путь, нет-нет, да и выкидывал кто-нибудь косточку подозрительно знакомой формы. Ее приходилось искать руками, класть на место, осторожненько кончиком лопаты откапывать остальные и гадать, куда ж тут воткнуть осиновый кол. Петрович сказал: «между ребер», Ленька и вгонял между ребер, даже если больше ничего не находил. Старые кости были совсем не страшными, даже черепа (целые попадались редко). Не белые и глянцевые как в кабинете биологии, а грязновато-серые, они и на кости-то были не похожи, если не знать, то сразу и не поймешь.
Работали молча. Ленька думал, что старик должен здорово злиться на него, побольше, чем остальные. Кто за одну ночь подорвал авторитет Петровича в деревне, кто не позволил всем сразу начать закапывать могилы и неделю морочил голову, собирая непосильную дань? Кто... Да чего вспоминать? Странно, что сейчас никто не бежит помогать Петровичу, вроде все уже разочаровались в Леньке, пора бы... А может, оттого, что Ленька сам здесь? Или они уже никому не верят и тихо разбегаются по одному?
К обеду солнце стало невыносимым. Ленька потрогал раскаленную макушку и натянул на голову майку на деревенский манер. Он чувствовал, что выдыхается, а закопать успел всего-то одну могилку. Рядом Петрович, бодрый и невозмутимый, уже заканчивал третью. Это при Леньке. А сколько успел с утра! И сколько еще надо успеть... Присесть отдохнуть при крепком старике было неудобно. Ленька медленно подворачивал брюки, поправлял майку на голове, разувался, в общем, так и отдыхал каждые пять минут, пока Петрович не сказал:
– Присядь. Вижу, что залегтелся. – И Леньке опять стало стыдно.
Он отдыхал и боялся отдыхать слишком долго, чтобы старик не подумал, будто он отлынивает. Он работал и боялся сесть отдохнуть, пока Петрович не предложит. Он изжарился на солнце и боялся признаться. Сам Петрович как будто не уставал, махал себе лопатой и даже не присел ни разу. Валочная техника была далеко впереди, за ней тянулись десятки и сотни вскрытых могил, Ленька все не мог избавиться от мысли, что они занимаются напрасным трудом.
Только когда стемнело, старик закинул на плечо лопату и предложил подвезти Леньку.
– Спасибо, у меня велик там...
Куда ехать на этом велике и зачем? В деревне его уже не примут, а примут – никого он не спасет, один-то, да без выкупа. Сам Петрович выкатил из кустов мотоцикл и был таков. А Ленька еще бродил по бывшему лесу с великом в поводу и лопатой через плечо и думал, куда ему ехать? В Москву? Нельзя оставлять деревню. В деревню? Кому он там сможет помочь?
Велосипедная фара еле освещала ямы от выкорчеванных пней, Леньке уже казалось, что земля на могилах начинает шевелиться, но это нисколько не торопило его. Он привык не бояться упырей. Привык не бояться.
В метре от него земля вздыбилась и разлетелась комьями. Красный свет ослепил на секунду, Ленька успел только моргнуть, и за эту секунду красные огоньки вспыхнули повсюду: впереди, справа и слева. Они уходили далеко вперед к самым деревьям, клубились, как рой светлячков, и вздыхали.
– Сам пришел...
Ленька вспомнил, что у него нет с собой ни единой коровы, а упырей сотни и сотни и, если они захотят его сожрать, то сделают это прямо сейчас. Он вцепился в руль и несколько шагов пробежал рядом с велосипедом, пока не сообразил, что ехать быстрее. Он крутил педали, проезжая сквозь ряды упырей, и только теперь чувствовал, что опасность-то вот она, рядом. Она всегда была рядом, всю неделю, только Ленька старался ее не замечать, откупаясь коровами. Упыри не гнались за ним, просто шли в ту же сторону, к деревне, и Ленька старался не думать, что будет там, за оградой. Самые быстрые шли за ним в шаге от велосипеда – руку протянут – и все. А что бывает с теми, кого загрызает упырь? Они сами становятся упырями или умирают? И что будет сейчас? Вот сейчас, когда Ленька пересечет границу деревни, он не сможет никого защитить и никто не защитит его. Свернуть бы и увести чудищ за собой, хоть какая-то деревне польза, но Ленька трусил и ехал в деревню, хотя понимал, что никто...
Велосипедная фара осветила Ленькин заброшенный дом на краю деревни. Он нажал на педали еще и еще и спиной почувствовал, что упыри отстали. «Кажется», – сказал он себе, влетел в бревенчатую стену, свалился с велика, и тут в доме вспыхнул свет. Он зажегся во всех трех окнах сразу, десяток ног протопали в предбанник, скрипнула дверь...
– Прячьтесь, здесь упыри! – Ленька вскочил на ноги, вбежал на крыльцо и краем глаза увидел, что чудища и правда отстали. Они толпились у калитки в заброшенный огород. Это и была граница деревни, еще вчера, когда от упырей удавалось откупаться, они там и стояли, не заходя дальше.
На пороге появился заспанный Фока (живой! Ленька уже начал бояться), на нем висли разнокалиберные дети, не деревенские, Ленька не видел их раньше.
– Это ты, ботан?
– Я! – радостно согласился Ленька, он был готов повиснуть у Фоки на шее. – Я! Хоть горшком назови, только пусти!.. .И объясни, что случилось?
Фока разлепил глаза и осовело посмотрел на Леньку, потом на упырей.
– Че я тебе, ботану, объяснять буду, сам не видишь? – Дети висли на Фоке, те, что постарше, смотрели через ограду на упырей, старательно крестились, но не уходили в дом. – Это семья священника, – снизошел Фока. – Из Голубого.
– Так далеко?
– Ну где нашел! У них дом сгорел, я и уговорил пожить пока у нас. Семь человек, вроде, хватает. Еще пятеро старших в Михайловке, да на конюшне трое. Их дом строиться будет до осени.
– А потом?
– Иди спать, а? И скажи спасибо, что тебя вообще пустили. Завтра поговорим. – Он угрожающе зыркнул, и Ленька понял, что ничего в этой жизни не меняется.
