— Тут я с вами не согласен. Только публичная казнь! Другой вот так посмотрит, посмотрит, да и задумается, прежде чем чернокнижием заниматься!
А костер пылал. Длинные красные языки взвивались, казалось, к самому небу. Не видно уже было ни ведьмы, ни даже столба. Стоявшие возле эшафота монахи попятились от невыносимого жара. Седой священник закончил читать экзорцизмы. Он устал и хотел есть. Гвардейцы хмуро поглядывали на костер. Видимо, им тоже надоела затянувшаяся Церемония. Правда, и давление со стороны толпы уменьшилось. Народ начинал потихоньку расходиться. Кто-то шел домой обедать, кто-то вспоминал, что сегодня торговый день, и направлялся на рынок, а кто-то топал на Цветочную площадь в надежде застать экзекуцию над бунтовщиком. Погода не менялась. Все так же светило солнце, все так же синело небо и дремал ветер. Но уже не все на площади могли увидеть солнце. Небо — возможно. Хотя, вряд ли. Когда пламя спустилось с высоты столба, ведьмы не было. Был нагретый уже не солнцем, а огнем столб, были раскаленные цепи. И что-то обугленное. Толпа не желала всматриваться, что именно, она зашевелилась и принялась таять.
Петр смотрел на угасающий костер. Зола еще тлела, еще мелькали кое-где маленькие язычки пламени, вился голубоватый дымок, но жара уже не было. И не было вони. Жареным мясом, ненавистью, страхом. Остатки толпы расходились, оставались лишь самые дотошные, желающие дознаться, что же осталось от ведьмы: козлиные копыта? Или, быть, может, Костяной пентакль? Были, были, несмотря на все старания Ордена, тайные охотники за ведьмачьими сувенирами, ухищрявшиеся непостижимым образом собирать целые коллекции подобного добра. Один из таких «коллекционеров» недавно попал в Резиденцию… Чего только не было найдено в «черной» комнате, которую он умудрился организовать прямо под капеллой! И вампирьи зубы, и Злые Камни, и Третий Глаз, и волосы оборотня, даже копию Некрономикона, неважную, правда. А уж о всяких там «мелочах» и разговору нет: ведьмачьи метлы, котлы разной величины, волчья ягода, руки младенцев, лягушачий пергамент и прочая мерзость колдовская. Воистину не без помощи Врага такие «коллекции» собираются, доставать всю эту пакость, не попав Ордену в поле зрения обычному смертному не под силу — тут попробуй только мессу пропустить, так первый же сосед к Святым Отцам побежит, все как на духу выложит. Да, много что-то в последнее время развелось отродий бесовских. Слишком много. Тяжелым выдался этот год: по всему Королевству полыхали костры и кострища, кругом летели куски разрываемых при четвертовании еретиков, а виселицам не давали времени для дозревания их страшных плодов. Даже Орден, при всем его могуществе, не успевал следить за порядком, приходилось привлекать к Процессам городскую и даже королевскую гвардию. В народе зрело беспокойство, ходили упорные слухи о Красной Напасти, якобы наводимой чернокнижниками. За слухи такие можно было запросто угодить на виселицу или лишиться головы, и многие действительно лишились, но беспокойство не исчезало — как тут не беспокоиться, коли уже в двух городах появилась Красная Напасть. Целые кварталы были беспощадно выжжены и заброшены, но опасность оставалась. Она висела в воздухе, давила на грудь, колотилась в сердце страхом, лишая разума. Один раз увидев труп пораженного Красной Напастью человека, про нее уже нельзя было забыть, она приходила во сне леденящим кошмаром. Выхода не было. Оставалось только молиться, уповая на милость Господню. Но еще страшнее было то, что некоторые начинали молиться, уповая уже не на Господню милость, да и молиться-то вовсе не господу, а Врагу рода человеческого — Сатане. За чернокнижниками и колдунами шла теперь самая настоящая охота, и страшно было представить даже, что ожидало обвиненных в такой ереси…
Петр родился в Столице, в семье священника. С самого детства был он отдан в Каннское аббатство послушником, откуда в возрасте двадцати лет перевели его за выдающиеся способности в Святой Орден. Святой Орден был около века назад учрежден архиепископом Эвиденским Амбросием Безвинным «для борьбы с чернокнижием, ведьмачеством и прочей богомерзкой ересью во славу Господню». Здесь обучали виртуозно владеть не только «словом Божьим», но и мечом, и кинжалом не хуже любого воина. С тех пор, как отгремел последний Крестовый Поход, воинствующим Орденам пришлось обратить внимание уже на внутренних врагов Церкви, для коей цели они и были включены в состав Святого Ордена. Власть у Ордена была огромная, даже короли не могли перечить ей, потому как весь народ, да и сами вельможи понимали — власть эта от Бога, королевская же власть суть земная, грешная. Но поскольку в компетенцию Ордена постепенно входило все больше и больше новых областей (таких как преступления против церкви, ересь не только религиозная, но и политическая, контроль книгопечатания и искусств) и первоначальная задача начала отдаляться на второй план, было создано специальное отделение, получившее название Капитул. На его плечи и легла борьба со Злом, тем самым, первородным, нечеловеческим Злом, идущим в мир людской от Дьявола. Центр Капитула расположился в старом аббатстве Святой Марии в Столице и назывался в среде клериков Резиденцией. Клериками же стали называть служителей Капитула — тайных воинов Церкви. Таким воином и стал вскоре Петр. Бывают люди-фанатики, идеалисты, признающие за основу жизни принцип «все или ничего», готовые до конца цепляться за свою идею и преданные ей бесконечно. Именно таким был Петр. Надо ли говорить, что идеей его была религия. Он искренно и истово верил в добро, в святую роль Церкви и ради защиты этого добра был готов на все — на муки, на лишения, даже на преступление. Он был готов пожертвовать свой душой во имя спасения других. Еще несколько столетий назад, когда Церковь только начинала пробиваться сквозь дебри языческих культов, Петр, несомненно, стал бы мучеником. Потому как ему не просто нужна была вера, ему нужен был подвиг, самопожертвование. Но прошло время мучеников, а прослужить всю жизнь мессу в какой-нибудь затхлой церквушке было бы для Петра невыносимо тоскливо, и как только подвернулась возможность, он с готовностью вступил в Капитул. Неплохие физические данные и страшное усердие вскоре сделали его одним из лучших специалистов в новом деле. Он проводил тайные расследования на свое усмотрение, имея в распоряжении неограниченный финансовый кредит и безоговорочную поддержку всеми отделениями Ордена и Церкви вообще. Подчинялся он непосредственно главе Капитула, Отцу Люцеру, а тот — только архиепископу Эвиденскому, сейчас этот пост занимал Валериан Светлый. Единственным ограничением было то, что клерики не могли использовать свои привилегии, пересекаясь с королевской властью — Капитул был тайной организацией и на королевскую власть воздействовал через Орден. Приходилось маскироваться под монахов, простых горожан, торговцев, вельмож, в общем, вести двойную игру. С другой стороны, это давало и преимущества: дворянство не могло вмешиваться в дела Капитула, разве что только самые знатные вельможи, да и то с помощью короля — тот, конечно, знал кое-что о деятельности этой тайной организации и мог повлиять на него через Валериана.
До момента вступления в Капитул Петр относился к таким вещам как колдовство, порча, вампиризм и прочее не очень серьезно: сказки, мол, по сравнению с соблазнами и кознями Сатаны, хоть и невидимыми, но гораздо более реальными. Тут же его уверенность поколебалась. Своими глазами ему приходилось видеть такое, что разум отказывался объяснить это иначе как проявлением сатанинского вмешательства в грешный людской мир. Действительно, в Процессах (так назывались расследуемые Капитулом дела) приходилось встречать существ, несущих на себе печать Дьявола: как иначе это назвать, когда у человека три глаза, или когда у женщины обнаруживают хвост, или же хождение в свете луны с закрытыми глазами? А когда клыки, как у волка, или лицо, сплошь заросшее волосом? Или две головы? Страшные это были существа, и еще более страшными были следы их деятельности: лишенные крови трупы, сваренные заживо младенцы, разрытые могилы, странные и ужасные порчи и прочий кошмар. Выдержать это мог только глубоко верующий человек и Петр благодарил бога, что другим не доводится с подобными вещами сталкиваться. Он боролся. Боролся с именем бога на устах. Но дьявольские создания были хитры и коварны. Их трудно было выследить и еще труднее поймать с поличным — все злодеяния, как правило, свершались в глухих и пустынных местах, часто вдали от городов, почти всегда ночью и тайком. Приходилось нелегко. Выручало лишь божье благословение да многолетний опыт Ордена в таких делах… Петр насторожился. Какой-то хромой подковылял к золе и начал шуровать в ней палкой, боязливо поглядывая по сторонам. Заметив на себе взгляд Петра, он резко отбросил палку, демонстративно (хоть и излишне нервно) плюнул на ведмачий прах и похромал прочь.
— Брат Ипатий, проводи этого доброго человека! — многозначительно прогнусавил Лука, приторно улыбаясь.
— Слушаюсь, отче.
Стоявший рядом служка из Эвиденского Братства Святого Ордена торопливо зашагал за хромым, придерживая руками рясу.
— Где-то я этого хромого видел, — неожиданно сказал Иоанн. — Не то в Овраге, не то в Дубраве… Вроде бы такой типчик там крутился.
